Толпа оцепенела от ужаса. Люди боялись дышать, ожидая вспышки неукротимого божьего гнева. Но бог стоял на крыльце в полной неподвижности, а древний Лопрен Варх все говорил и говорил, бросая в лицо ему слова одно дерзостнее и страшнее другого:
— Как же ты посмел, о владыка, явиться к нам и обольщать нас сладостными речами о счастье и справедливости?! Ты, который не любишь нас, презираешь нас не менее своих священнослужителей! Ты, для которого мы не более чем мошкара над болотом!.. Нет, повелитель вселенной, наказывай меня, поражай меня великим гневом своим, но я еще и еще раз говорю тебе: ты не любишь людей! Ты никого не любишь, кроме себя! Ты — бог непонятный, жестокий, властолюбивый и лицемерный! Ты не наш, не человеческий бог! Я не верю тебе более, и я рад, что перед смертью смог сказать тебе об этом прямо в лицо!.. А теперь, чудотворный создатель, да свершится воля твоя!.. Ашем табар!
Наступила страшная тишина.
Пораженный услышанным, бог стоит как каменное изваяние и, сурово сдвинув брови, мучительно ищет ответа на обвинения старого Варха. А крестьяне словно завороженные смотрят на него в томительном ожидании.
Один только старичок спокоен. Высказавшись и покрыв свою голову шляпой, он стоит, опершись на палку, и чуть-чуть покачивается из стороны в сторону, будто дремлет.
Дуванис сильно переживает за бога. Он наклоняется к его плечу и шепчет:
— Скажите им правду, ведеор! Откройтесь! Право, будет лучше!..
— Нет!!! — гремит бог и гордо вскидывает голову, сразу отбросив все свои колебания. — Я — истинный бог справедливости и добра!.. Не бойтесь меня, чада мои! Не бойся и ты, бедный престарелый сын мой! Горько мне было выслушать упреки человека, но в этих упреках много правды. А за правду можно ли карать?! Верьте мне, люди, что отныне я полностью возьму вас под свою опеку и избавлю вас от всех ваших горестей! Не голод вас ждет, не нищета, а радостная и счастливая жизнь здесь, на вашей земле!.. С миром идите по домам, чада мои, и отныне, впредь и навсегда запомните: не молитвы и рабий страх, а поиски знаний, разбиение оков и создавание всеобщего благополучия являются признаком и достоинством настоящего человека! Мир да пребудет с вами. Ашем табар!
Благословив народ, бог резко повернулся и ушел в дом. Дуванис и Калия скрылись вслед за ним.
Над толпой крестьян проносится вздох облегчения. Изумленные, потрясенные, люди в молчании расходятся по своим дворам. К древнему Варху подходят его многочисленные правнуки и бережно уводят прочь…
В САРДУНУ! В ГРОССЕРИЮ!
— Оставь, Дуванис, не уговаривай меня! То, что произошло, не может разрушить моих планов. Я не вижу в этом происшествии ничего рокового. Напротив, я убедился, что люди верят в бога, верят в мой непререкаемый авторитет. Ведь этот замечательный, бесстрашный старичок Лопрен Варх лишь упрекал меня в ничем не оправданной жестокости. Но он не отрицал меня! Слышишь, Дуванис, не отрицал! Он не усомнился в моей божеской сущности, хотя и отказался верить в мою доброту и справедливость. Пусть жестокого и кровожадного, но он видел во мне бога и был уверен, что за свою неслыханную дерзость понесет тут же, на месте, самое ужасное наказание. Но даже столь глубокое разочарование в божеском милосердии не может вытравить в сердцах народа самую веру в бога. Из этого и нужно исходить…
— Зачем вы мне это говорите? Я и так вижу, ведеор, что уговаривать вас не имеет ни малейшего смысла, — говорит Дуванис. — Вы должны на деле убедиться в своем заблуждении. Боюсь только, что опыт вам достанется слишком дорогой ценой. Гроссерия, ведеор, — это западня, из которой вы не вернетесь!
— Напрасные тревоги, друг мой! Они не посмеют ко мне прикоснуться!
— Не посмеют? Вот и видно опять, что вы не знаете людей. Сын божий не только посмеет прикоснуться к вам, но даже прикажет вас уничтожить, если увидит для этого хоть малейшую возможность. Уж кому-кому, а гроссу сардунскому совсем не нужен взаправдашний бог!.. Кстати, ведеор, один вопрос по существу. Вы несколько раз говорили о вашем совершенном себяведении и даже особенно упирали на это. Скажите, ваше тело отличается чем-нибудь от человеческого или вас можно убить так же, как любого из смертных?
— Ты коснулся моей сокровеннейшей тайны, друг мой Дуванис! — удивленно вскричал бог и, прекратив хождение, подсел к столу. — Еще и еще раз поражаюсь твоему уму и проницательности. Но я считаю тебя настоящим другом и открою тебе даже эту тайну. Слушай!
Бог смирил раскаты своего оглушительного голоса почти до шепота и придвинулся вплотную к Дуванису: