Чудо в перьях

Что и зачем ей анализировать? А вы — наш непосредственный вождь и пока еще, как было сказано, не учитель. Вам положено каждый день рожать идеи, как бы нам понравиться и при этом не надоесть. Вот как Радимов. Да плевать ему, откуда у коров течет молоко и благодаря чему работают телевизоры. И потому надои росли, а электричество не отключали. А вас, поди, заинтересовало, почему в нашем Крае никогда не было землетрясений, и вот оно! Я правильно говорю? — обратился я в нужный момент к народу.

— Ну! — восторженно ответило население.

— А Радимов это понимал: были бы зрелища, а хлеб для народа найдется! А вы нас зрелищ, в смысле вашего поведения и прочих праздников, старательно лишаете! Так откуда взяться хлебу, нормальной работе телефонной сети и водопровода?

— Молоко киснет прямо в бидонах! — заорала какая-то женщина, по-видимому доярка. — Правильно говорите! Он к нам на ферму приехал, час целый от него прятались, а молоко пришлось выливать скотине. А тоже под каждую заглядывал и вымя щупал.

— Но я никогда не был в деревне! — прижал руки к груди товарищ Бодров. — Можете вы это понять? А молоко приносили прямо на дачу! А когда бы я все это увидел, если бы не стал вашим руководителем?

Он махнул рукой и снова сел на башенку.

— Я думаю, надо поддержать товарища, — сказал я толпе. — Ну вот такой он. Что теперь делать?

— Да уж… — неохотно поддержали некоторые. Но в основном мужики молчали.

— Ну убьем мы его, — указал я на Игоря Николаевича. — Думаете, лучше пришлют? Такие, как Радимов, сами знаете, раз в тыщу лет рождаются, и то не всегда.

— Чудо в перьях, — согласились поблизости. — Вот пусть обещает, что больше не будет по предприятиям ездить и в магазинах цены спрашивать. А так, пусть указы издает, ленточки перерезает, это стерпим. Но Радимова бы вернуть, никак нельзя?

— Большому кораблю — сами знаете, какое плавание! — развел я руками.

— Это верно, — посерьезнели, завздыхали мужики. — Ну как, Игорь Николаевич, обещаешь народу больше никого не обижать? А так, сиди себе в кабинетах, секретарш щупай, на рынок на служебной тачке теща пусть ездит, черт с ней. Ты только не стесняйся, тут все свои. Нам тоже неохота за тобой бегать, патроны тратить. Ну так что?

— Этого я не могу обещать… — с мукой в голосе произнес Игорь Николаевич. — Поймите, что я должен или пасть в борьбе, или завоевать у вас авторитет! По-вашему, харизму. Другого пути просто нет.

— Это мы понимаем… — закивали мужики. — Характер такой, стало быть, паскудный. Ну, уж тогда не обижайся, если что. Нынче тебя трогать не будем, поскольку Мария рожает, а там — сам знаешь. Всяко может случиться. Раз уж народному нраву взялся противоречить.

Я смотрел на сникшего Бодрова. Вот зачем ему это все? Чего добивается? А он снял надоевшую каску, сбросил опостылевший бронежилет, спрыгнул с машины и пошел сквозь толпу один, не оглядываясь на своих телохранителей, а те не сдвинулись с места, сидели на броне и равнодушно поплевывали. Мужикам это совсем не понравилось.

— Что, ребята, от него носы воротите? Служба есть служба. Догоняйте, покуда не ушел! Хозяин ваш, пока кормит да поит! И стерегите как положено. Ишь!

Броневик неохотно двинулся с места, проходя сквозь толпу, словно плуг с отвалом, догнал Бодрова. Телохранители протянули ему руки. Он отмахнулся, пошел с машиной рядом, как был, с непокрытой головой, несмотря на дождь. К нему явно был потерян интерес. Даже те, мимо кого он проходил, уже смотрели в другую сторону. Я еще не мог, как Радимов, различать и выделять основные мысли окружающих, когда их было так много, но уже понял, что охоты на Бодрова больше не будет. Он потерял к себе интерес. Теперь и отныне он будет жить параллельной жизнью, нигде не пересекающейся с жизнью Края. Без особых последствий для нас и себя.

— И все равно есть от него толк, — сказал я толпе. — Иногородние теперь бегут от нас! Все, кто понаехал в последние месяцы правления Радимова. Нет худа без добра, как без добра нет зла. Сами теперь видите…

— Вот тебе бы, Сергеич, атаманом Края стать! — заговорили в толпе. — Иной раз чешешь, ну Радимов и Радимов! Будто не уезжал никуда.

— Дурак он, что ли? — отвечали другие. — Он в филармонии восемь часов палочкой помашет, и день прошел. А тут поезди, помотайся по объектам! Да двадцать четыре часа в сутки. А Бодров что? Меньше слушай его, больше толку будет.

— Ну так что там с Марией нашей? — нетерпеливо спрашивали другие. — Доктора темнят чего-то. Который час мокнем.

Из роддома между тем раздавались крики появившихся на свет новых граждан. Толпа чутко прислушивалась.

— Паш, никак твой? Такая же глотка луженая.

— Да нет… — прислушивался я, поглядывая на милиционера Васю Нечипорука. — Вы бы шли, мужики, раз дело такое. А утром узнаете.

— В самом деле! — снова высунулся главврач с мегафоном. — Нехорошо как-то получается. А остальные ребятишки что, не люди? Пока ждали, десяток народился. Поприветствовали бы, ваши женщины, не мои!