Можно было вернуться к Земфире и съесть еще голубцов, но у нее по воскресеньям всегда полно клиентов, и отрывать ее от дел не хотелось. Погода была хоть и солнечная, но прохладная, и на речку ехать не стоило. В общем, я немного постояла на углу и не торопясь отправилась домой, пиная пивную банку, подвернувшуюся под ноги.
«Если папа сказал „не вмешивайся“, значит, нечего и соваться», — с удовлетворением думала я. Но судьба решила иначе. То есть в тот день судьба конкретно еще ничего не решила, по крайней мере, мне об этом не сигнализировала, но кое-какие симптомы, говоря по совести, уже были.
Ободренная папулиным советом, я вернулась домой и занялась приготовлением борща. Я люблю борщ и готовлю его в большой кастрюле, чтобы хватило на неделю. В будни времени на готовку нет, а борщ спешки не терпит. Я варила борщ, совершенно игнорируя заинтересованные взгляды соседей. Юрик сидел на кухне как приклеенный, то напевал что-то невразумительное, то поглядывал в окно, а Варвара сновала туда-сюда. Наконец, устав от моего гробового молчания, она спросила:
— У папы была?
— Была, — ответила я.
— Советовались?
— Конечно. Папуля сказал: «Ни во что не вмешивайся».
— И правильно сказал, — косясь на бабку, приподнялся со стула Юрик. — Не наше дело, и все… А джип-то еще стоит, и вообще…
— Ну и ладно, ну и хорошо, — забормотала Варвара. — Пойду-ка я на улицу, Марья Павловна вышла и Лизавета… Как там, не жарко?
— Не жарко, — кивнула я, и бабка исчезла. Вслед за ней отправился Юрик, второй день почти трезвый. Это начинало всерьез тревожить. Юрик утверждал, что его организму совершенно невозможно существовать без жидкости, причем не простой, а с градусами. То, что он сейчас без градусов, вполне возможно, нанесет его здоровью непоправимый урон. — Юрасик, — позвала я, когда он уже достиг входной двери, — может, тебе денег взаймы дать?
— Спасибо, Васена, — вздохнул он. — Я уж с утра думал сбегать и вдруг чувствую: что-то не хочется. К чему бы это?
— К морозу, — растерянно ответила я.
— Не иначе как снег выпадет, — согласился со мной Юрик и спросил:
— Ты из бабкиного холодильника водку не брала?
— Нет, — удивилась я.
— Дела… Бабка собралась батарею в комнате менять, вот и затарилась, а водка куда-то испарилась, была бутылка — и нету. Мистика, — нараспев произнес Юрик и исчез.
Покончив с приготовлением борща, я подошла к окну, с намерением позвать Юрика обедать, потому что борщ он тоже уважает.
Возле подъезда топтались наши бабки во главе с Варварой, но Юрасика видно не было. Я неожиданно заскучала, потому что есть борщ в одиночестве не хотелось, взяла книгу и устроилась на подоконнике. И тут обратила внимание, что народ перед подъездом волнуется, бабки что-то эмоционально обсуждают, потом они вообще куда-то исчезли, зато в квартире появился Юрик.
— В подъезде газом пахнет, — сообщил он, входя в ванную. — Бабки волнуются.
— В нашем подъезде? — уточнила я.
— Само собой.
Однако волнение бабок так волнением и осталось, никто внимания на него не обратил, я имею в виду соответствующие органы. Бабки продолжали волноваться и вскоре установили, что запах идет из квартиры тридцать семь. Правда, особой уверенности они в этом не испытывали, так как из тридцать восьмой тоже попахивало. В тридцать восьмой жили пенсионеры, которые все лето проводили на даче, звонить им было делом бессмысленным, и потому бабки сосредоточились на тридцать седьмой, то есть на той самой квартире, где проживала Нинка, но та дверь не открывала и признаков жизни не подавала, чем очень расстроила старушек.
Наша Варвара, собрав с жильцов по тридцать копеек, отправила Юрика на почту, чтобы на всякий случай послать пенсионерам из тридцать восьмой квартиры телеграмму. На этом их бурная деятельность завершилась, бабки продолжали принюхиваться, а Юрик то торчал у окна, высматривая Нинку, то поднимался на третий этаж и тоже принюхивался. Угомонился он только часам к одиннадцати, когда Варвара отправилась спать и я тоже, злясь на себя за то, что так бездарно провела выходные. Кроме борща — никакой радости, а девушка я молодая, у меня каждый день должен быть праздником, а уж выходные тем более.
Утром я провалялась в постели дольше обыкновенного. Затем торопливо приняла душ, поела борща и побежала на работу. До нее пешком тридцать минут, бегом пятнадцать. В результате я пришла вовремя и смогла лицезреть длинную очередь граждан с питомцами возле моего кабинета. В понедельник всегда так, удивляться нечего.