Ипполита, элегантная даже в простом венце, белой тунике и штанах для верховой езды, едва заметно кивнула. Весь ее вид излучал спокойствие и непринужденность. Казалось, она в любой момент может спрыгнуть вниз и присоединиться к состязанию, и при этом она неизменно сохраняла царственный облик.
Тек обратилась к участницам, собравшимся на песчаной арене.
– Во славу кого вы состязаетесь?
– Во славу амазонок, – откликнулся стройный хор. – Во славу нашей королевы.
Сердце Дианы забилось быстрее. Никогда раньше она не произносила этих слов как полноправная участница соревнований.
– Кому мы каждый день воздаем хвалу? – прогремела Тек.
– Гере, – ответил хор. – Афине, Деметре, Гестии, Афродите, Артемиде.
Богиням, которые создали Темискиру и подарили эту тихую гавань Ипполите.
Тек замолчала, и Диана услышала, как вдоль линии шепотом проносятся другие имена: Ойя, Дурга, Фрейя, Мария, Иаиль. Имена, которые выкрикивали перед смертью, последние молитвы воительниц, павших в бою, слова, которые привели их всех на этот остров и подарили им новую жизнь – жизнь амазонок. Рядом с Дианой Рани пробормотала имена семерых матерей и охотниц на демонов Матрики и прижала к губам прямоугольный амулет, который носила не снимая.
Тек подняла в воздух кроваво-красный флаг. Точно такие же флаги ждали участниц в Бана-Мигдалл.
– Пусть остров подскажет вам путь к достойной победе, – закричала она.
Красный шелк упал на землю. Толпа взревела. Бегуньи хлынули к восточной арке.
Забег начался.
Диана и Мейв предвидели затор на выходе с арены, но Диана все равно почувствовала укол раздражения, когда увидела у каменной глотки тоннеля море белых туник, в котором переплетались крепкие руки и ноги. Звук шагов эхом отражался от каменных стен; каждой хотелось покинуть арену среди первых. Наконец они оказались на дороге и рассредоточились, следуя выбранным маршрутам.
Диана повторяла слова матери, подстраивая под них темп движения. Босые ноги шлепали по утоптанной дороге, которая вела через густую чащу Кибелы к северному побережью острова.
Обычно дорога через лес занимала много времени: мешали поваленные деревья и заросли лозы – до того плотные, что прорубиться через них можно было лишь изрядно затупив клинок. Но Диана все продумала заранее. Она двигалась по лесу около часа, после чего свернула в сторону и оказалась на пустынной дороге, бежавшей вдоль берега. Ветер взъерошил ей волосы, в лицо ударили соленые брызги. Она глубоко вздохнула и сверилась с положением солнца. Она обязательно победит – не просто займет призовое место, а победит.
За неделю до забега они с Мейв в деталях проработали маршрут и дважды тайком бегали по нему в серые предрассветные часы, когда их сестры еще только выбирались из постелей, в кухнях только начинали разжигать огонь, а опасаться стоило разве что любопытных глаз охотниц и тех, кто поднимался засветло, чтобы поставить сети. Но охотницы предпочитали леса и поля на юге, да и рыбу в этой части острова никто не ловил. Здесь негде было даже спустить на воду лодку: серые, как сталь, отвесные скалы ныряли прямо в море, и добраться до крошечной неприютной бухты можно было только по бегущей наискось тропе, настолько узкой, что идти приходилось боком, прижимаясь к камню спиной.
Северное побережье острова было серым, мрачным и негостеприимным местом, и Диана знала этот уединенный пейзаж с его утесами, пещерами и приливными заводями, кишащими моллюсками и актиниями, как свои пять пальцев. Когда ей хотелось побыть одной, она шла сюда. Мать говорила, что остров во всем стремится им угодить. Поэтому на Темискире сосновые леса соседствовали с рощами фикусов; поэтому днем здесь можно было разъезжать по лугам на коренастом пони, а вечером верхом на верблюде рассекать хребты песчаных дюн, залитых лунным светом. Это место сочетало все, что было дорого амазонкам в их прошлой жизни, пробуждало воспоминания о родных местах.
Иногда Диана гадала, не появилось ли северное побережье Темискиры специально для нее, чтобы ей было, где взбираться по отвесным скалам и куда бежать, когда роль королевской дочери становилась совсем уж невыносимой.
Это были не просто общие слова. Они обе понимали, что проигрыш Дианы будет значить нечто большее – и не только потому, что она принцесса.