Чудо

— Я уверен, что все в порядке. И все же хотелось бы получше разглядеть картину именно под этим углом. Возможно, я излишне педантичен, но, когда имеешь дело с так называемым чудом, появляется желание поближе ознакомиться с чудесными результатами.

— Мы можем снять ее еще раз, если вам так хочется.

Клейнберг кивнул:

— Именно этого мне хочется, Эстер. Чтобы больше ни к чему нельзя было придраться. Сделаем хороший снимок и тогда с легкой душой провозгласим нашу пациентку чудо-женщиной. Значит, так: отправляйтесь к секретарше доктора Берье. Она знает, где разыскать пациентку. Пусть позвонит миссис Мур и назначит ей еще одно рентгеновское обследование на два часа дня. Хорошо?

— Уже бегу, — ответила Эстер.

— Встретимся в приемной через несколько минут. Прогуляемся по городу, обещаю угостить вас обедом. А потом вернемся, завершим дела с миссис Мур и улетим в Париж. Как вам мой план?

— Замечательный, — улыбнулась Эстер, что было для нее большой редкостью.

* * *

Микель Уртадо вздрогнул и проснулся. Что-то словно пробежало по его щеке и коснулось губ, пробудив от глубокого сна. Он открыл глаза и увидел Наталию, которая, стоя на коленях, дарила ему уже третий поцелуй.

Микель потянулся, чтобы привлечь ее к себе, но она быстро отстранилась, будто заранее предчувствовала это его движение. Наталия передвинулась к краю постели и начала ощупывать прикроватную тумбочку в поисках своих темных очков. Найдя и надев их, она легко соскочила с кровати.

— Ну как, Микель, проснулся? — спросила она.

— Полностью и окончательно.

— Хотела убедиться, что ты не спишь, потому что мне надо сказать тебе одну вещь. Я тебя люблю.

Он сидел на кровати и смотрел на нее. Это было захватывающее зрелище: полностью нагая девушка от макушки до колен — нижняя часть ее ног скрывалась за кроватью. Крепкая, точеная фигура, казалось, излучала свет. И в довершение ко всему — солнцезащитные очки.

— А я люблю тебя, — мягко проговорил Микель.

Наталия на ощупь нашла свежий лифчик и трусики, висевшие на спинке стула.

— Ты самый чудесный любовник на свете, — сообщила она.

— Откуда тебе знать? — ворчливо поинтересовался он.

— Просто знаю, — ответила она. — Знаю, как мне хорошо с тобой. И знаю, что счастлива.

Ее подрагивающие груди с коричневыми сосками, пупок на плоском животе, темный треугольник волос между пышными бедрами — все это начало возбуждать его.

— Наталия, иди ко мне.

— Сама хочу, милый, но не могу, пока не могу. Позже, но не сейчас. Сначала — главное…

— Что может быть главнее нас?

— Микель, мне нужно принять ванну, одеться и идти к пещере на молитву. Который час?

Он взял с тумбочки свои часы.

— Пол-одиннадцатого утра. С минутами.

— Мне нужно поторапливаться. Роза водит меня в пещеру каждый день в одиннадцать пятнадцать.

— Роза?

— Да, друг нашей семьи в Риме. Она приезжает в Лурд каждое лето, чтобы поработать здесь волонтером. Она заботится обо мне.

Уртадо тут же припомнил, о чем думал, прежде чем его сморил сон.

В самом деле, сначала — главное. У него тоже была своя первоочередная задача, и он вполне представлял себе, как ее можно выполнить.

— Я сам отведу тебя в пещеру, — предложил он. — Давай пойдем вместе.

— Я бы рада, но, Микель, а как же полиция? Может, тебе все-таки лучше держаться от нее подальше, а то и вообще уехать из города?

— Полиция, — хмыкнул Микель. — Они заблуждаются. Я должен рассказать тебе, что происходит на самом деле.

Он не мог сказать ей правду — что находится здесь с целью разрушить то, что так много для нее значит. Тем не менее он рассудил, что для свершения ее надежд не обязательно нужен этот грот. У нее была вера, и этого достаточно. И ей не обязательно знать о его роли в грядущих событиях. Таким образом, он был готов сочинить для нее какую-нибудь историю позанятнее — о том, как его приняли за совершенно другого человека, как враг пустил ищеек по неверному следу, словом, что-нибудь эдакое.

— Позволь все объяснить…

— Ты не должен ничего объяснять, — отрезала она. — Я уже говорила тебе. Мне ничего не надо. Я верю тебе. Ты действительно хочешь отвести меня в пещеру? Думаешь, это безопасно?

— Ну конечно же! Вчера я не хотел, чтобы меня допрашивали в моей комнате. Но сейчас мне ничего не грозит.

Он и сам поверил в это. Он надеялся, что Лопес, хотя и способный на любые фокусы, все же не дал лурдской полиции его описание. Не вызывало сомнений, что Лопес хотел запугать его, но не желал, чтобы его в самом деле поймали.

— Тогда пойдем. Можем оставить Розе записку на двери.

— Давай я напишу.

— Хорошо, пиши: «Дорогая Роза. Я пошла в грот с другом. Сможешь найти меня там. Наталия». А теперь мне нужно в ванную и одеваться.

Она пошла, и он проводил ее взглядом.

«Сначала — главное», — напомнил он себе.

— Наталия, может, помочь тебе с чем-то еще? У тебя тут на столе сумка из самолета, ручной багаж. Какие-то пластиковые бутылки, свеча. Взять их с собой в грот?

Она остановилась у двери в ванную:

— Да, я собиралась положить все это в сумку. Хочу зажечь свечу, а бутылки наполнить водой — для моей родни.

У него сердце екнуло от радости.

— Тогда я все это упакую.

— Правда?