Чудодей

— По-моему, с ней покончено, — сказал Станислаус, пристально глядя на воду.

Согревая друг друга, они двинулись к опушке леса. Марлен совсем притихла. Желая ее подбодрить, Станислаус сказал:

— Грех искуплен. И твой, и мой. — Он был рад услышать свой голос неизменным в этом сумеречном лесу.

— Искуплен, да, но совершен новый, великий грех. Один грех порождает другой. Мы теперь навеки прокляты, — дрожа проговорила Марлен.

— Что ты говоришь, Марлен?

— Ребенок. У нас будет ребенок. Я должна буду всему свету лгать, что нет у меня никакого ребенка, но потом он появится, и всему свету откроется моя ложь.

— Что, какой ребенок?

— Мы же целовались, мы любим друг друга. Когда люди любят друг друга и целуются, всегда появляется ребенок. Я это знаю, у нас были две кухарки. Мы нанимали сверхнабожных женщин, но, когда на них снисходила любовь, они становились пропащими. Моя мама увольняла их.

Об этом Станислаус, разумеется, не подумал. А что, это будет очень даже приятно, когда в один прекрасный день Марлен появится в пекарне с ребенком на руках: он как раз будет взбивать сливки, и ребенку захочется их полизать.

— Тебя твоя мама не уволит, у тебя же нет договора об отдаче в учение, как у меня, — сказал он.

— Но мой отец не станет крестить ребенка. Он же будет ему дедом. Я никогда не слыхала, чтобы дед крестил своих внуков.

Они опять шли молча, от холода стуча зубами.

— Это еще не факт, что у тебя будет ребенок, — сказал Станислаус перед входом в город.

— Нет? — Марлен провела руками по своему животу. Она не сразу поверила этому утешению.

Станислаус вынужден был призвать на помощь все свое знание жизни:

— Дети бывают, по-моему, только если целуются в постели и нагишом.

— Ты уверен?

— Я знаю это почти наверняка — от моей сестры. Один фабрикант, выпускающий шипучку, ее еще называют лимонадом… так вот его сын целовал ее в постели. Я слышал, как мои родители обсуждали то несчастье.

Личико у Марлен сделалось маленьким, как у ребенка, такое же наивное и простодушное.

— Мы с тобой будем целоваться только в постели, когда поженимся, обещай мне это!

— Обещаю! — Станислаус произнес это как настоящий мужчина.

И Марлен прижалась к этому мужчине. Она уже ничего не имела против нижней рубашки из египетского хлопка.

20 Человечество не хочет признавать Станислауса, и он готовится принять смерть на кресте.

И все-таки заноза беспокойства засела в душе Станислауса. Он ведь точно не знал, откуда берутся дети. В конце концов, не всегда для этого необходима постель; к тому же случалось, что женщины заводили детей от Святого Духа. Даже такая святая книга, как Библия, сообщала об этом. Станислаус мог, сам того не желая, стать святым Иосифом. Святой Станислаус! Это звучало почти библейски, и никуда от этого не деться.

Станислаус долго ходил кругами, чтобы поздним вечером в ученической каморке завести разговор о возникновении детей. Вдохновленный успехом у Марлен, он стал упражняться с булавкой, воткнутой в предплечье.

— Гляди-ка, он себя всего исколол — и даже не охнет! — Отто Прапе, движимый любопытством, голым вскочил с постели.

— Это один из моих самых пустячных фокусов, — заявил Станислаус.

У его соучеников глаза округлились.

— Как же ты этого добился?

— Скажите мне, как девушки заводят детей, и я вам все объясню.

— Ты что, с этой набожной козой ребеночка спроворил?

— Ничего вам не расскажу об искусстве втыкания булавок!

— Ты ребенка прижил с этой благочестивой горлинкой? — поправился Август Балько.

Для Отто и Августа легче легкого было объяснить, каким путем маленькие человечки попадают в женщин и потом рождаются на свет. И все-таки их объяснения отличались друг от друга. В конце концов, Август похвастался, что он уже сделал двух детей, а может, и больше, но они по неизвестным причинам не появились на свет. Станислаус вздохнул. Ему ведь даже в голову не приходили такие безумные мысли, когда он лежал с Марлен в лесу у воды, о чем он конечно же умолчал.

Итак, Марлен могла спать спокойно? Нет, она не могла спать. Она была одна в своей девичьей спаленке, и не было никого, кто мог бы разъяснить ей все и утешить ее.

Когда Отто и Август заснули, Станислаус написал письмо:

«Ничего не бойся, возлюбленная моя. Я полистал ученые труды. Дети появляются только у сладострастных девушек. Но ты так скромна и так любишь Господа Бога. Но и меня Господь не оставил. Он хранил меня, и я не снимал штаны, как предписывается перед тем, как заиметь детей. Спи спокойно, ты праведница, видит Бог. Аминь. Я все еще чувствую вкус твоих поцелуев. Спасибо. Твой Станислаус Бюднер. И друг».