Чудотворцы

В этот день Сефи окочательно решил поселиться в заброшенном доме на южной окраине Давидова Городища, почти на границе с Гееномом. Даже протрезвев на следующий день, он не изменил своего решения, лишь попросил Натанэля помочь ему с перестройкой дома. Сефи договорился с Симоном, который как раз замещал Этнарха, ушедшего с небольшим войском в очередной поход, и перешел на службу в гарнизон Ершалаима. Там ему досталась должность сотника, что после Мехмада было серьезным понижением, но ни Сефи ни Диклу это не смутило, тем более что он получал повышенное жалование за свои прошлые заслуги. На полученное авансом серебро он немедленно начал восстанавливать дом, пригласив Натанэля в качестве консультанта. Дикла поначалу побаивалась оставаться одна в полузаброшенном квартале, но постепенно привыкла и всей душой полюбила свое новое жилище, в котором их скоро стало пятеро. Вскоре Давидово Городище стали заселять совсем другие люди и бывшее прибежище эллинистов преобразилось, превращаясь в привилегированный пригород столицы. Натанэлю очень нравился этот теплый дом и он любил в нем бывать, любил подбрасывать Ариэля, кидавшегося ему на шею, любил поиграть с маленькой Ахувой. Но жить близко к Хакре ему не хотелось, да и свой дом он представлял иначе.

Шуламит снова была беременна и следовало подумать о переезде в Ерушалаим. Он нашел свободный участок в западной части Города, на самом его краю, на холме, нависшем над изгибом все того же Геенома. Участок был не слишком велик и он решил возвести двухэтажное строение. Стены его жилища росли не быстро, ведь он решил не идти на компромиссы и построить дом из добротных кирпичей обожженной глины, материала нового для Иудеи, но хорошо знакомого ему по Италии. Для этого Натанэль первым делом начал возводить кирпичный завод в восточном пригороде Города. Дело это было новое, необычное, и многие возражали, мотивируя это многовековыми традициями и припоминая Натанэлю его доеврейское прошлое. Пришлось пойти посоветоваться с учителем.

– Плюнь! – посоветовал Симон.

– Как так плюнуть? – засмеялся Натанэль.

– Слюной! – пояснил Тасси – Завистники будут всегда. И всегда они будут аргументировать одинаково: мол ни наши отцы ни наши деды так не делали, и нам не след. Если их послушать, то и колесо на повозку ставить не стоило, ведь Моисеево кочевье тащило волокуши.

– Но ведь…

– А вот для этого я как раз и сижу в канцелярии Этнарха. Ничего не бойся, иди, строй свой завод и проследи, будь добр, чтобы кирпич был недорог.

Вначале дом появился на листе папируса. О, это был очень красивый дом, такой внушительный, что Сефи, посматривая на рисунок, выполненный охрой, лишь задумчиво чесал в затылке и смущенно поглядывал на Натанэля. Не слишком ли ты замахнулся, читалось на его лице. Но Натанэль бесстрашно начал строительство. Он нанял на стройку трех идумеев, двое из которых оказались рабами третьего. Кто из них хозяин, он сразу забыл и предпочитал считать их братьями, тем более, что они мало отличались друг от друга. За всеми троими нужен был глаз да глаз, так как идумеи пользовались любым предлогом, чтобы увиливать от работы, часто празднуя идумейские, еврейские и еще Господь знает какие праздники. Работа в арсенале, надзор за строительством городских стен, кирпичный завод и планы восстановления Храма, отнимали у него много времени, но он всегда находил минуту-другую чтобы присмотреть за своим строительством. Семью он видел редко и даже разбил себе небольшой шатер около стройки, чтобы быть поближе.

Несмотря на обилие праздников, строительство продолжалось, особенно после того, как Натанэль добавил к обещанной плате еще два серебрянных шекеля. Был уже готов фундамент из пористых камней, скрепленных известью и "опус цементум", которого в Иудее еще никто не видел. Начали подниматься стены. Постепенно, рождался Дом, даже не такой, как был нарисован на папирусе, а именно такой как возникал перед его глазами… Когда? Он не помнил… Может быть это было в Бейт Тасси, а может быть и значительно раньше он уже видел его в ярких глазах цвета мокрого песка. Так или иначе, но Дом, в конце концов родился, вышел из его ночных фантазий, как новорожденный выходит из чрева женщины.