Чудотворцы

Потом, долгими жаркими ночами, она рассказывала не раз, что полюбила его еще тогда, на поле битвы при Эммауме, где даровала ему себя и жизнь, и лишь очень долго не решалась навсегда отдаться чужаку и рабу. Было неимоверно приятно слушать этот повторяющийся рассказ, и было совершенно неважно, правда это или ложь женщины, оправдывающая ее внезапную страсть. Они проводили вместе столько времени, сколько Натанэлю удавалось выкроить. Ему доставляло удовольствие все, что было связано с ней: целовать ей ноги, любоваться отражением луны в любимых глазах, смотреть на солнце через ее темно-медные волосы, любить ее то осторожно и нежно, то страстно и бурно. Ему нравилось ее мягко шелестящее имя, но он часто придумывал ей другие ласковые имена и даже порой называл "моей эринией", хотя она и не любила вспоминать ту давнюю историю их знакомства. Обычно же он звал ее на латинский манер, "моя Шуля", и она довольно щурилась, услышав это ласковое прозвище.

Теперь в ее глазах всегда отражались звезды. Ему казалось, что они были там в любое время, даже когда небо затягивали тучи, даже, когда светило солнце. Эти глаза цвета мокрого песка были несомненно колдовскими, а она – колдуньей, но он и сам хотел быть зачарованным и собирался прожить так всю жизнь, а может и две жизни – как получится. И только иногда в эти глаза возвращалось отчаяние, тогда он начинал их целовать и не прекращал, пока отчаяние не отступало.

Первое время люди сторонились их, старались обходить стороной, наверное боясь спугнуть их хрупкое счастье. Иногда заходили маккавеи: гордый Йонатан и немного угрюмый Иоханан, реже – Иуда. Они рассказывали, что происходит в Иудее, про пограничные стычки, набеги обеих сторон, урожай и многое другое. Он ничего не запоминал, поглощенный своей любовью. Вроде бы днем он строил что-то, то ли многозарядные стрелометы, то ли колесные катапульты, это лишь смутно сохранилось в его памяти. Приходил и Симон. Однажды, когда они сидели за кувшином вина, принесенном Шуламит, он спросил маккавея:

– Скажи мне, старый интриган, ты все это планировал с самого начала? Еще тогда после битвы при Эммауме?

Симон усмехнулся и ничего не ответил. Натанэль подозревал, что никогда не узнает правду, но это его не расстраивало.

Как и все хорошее, их бурная любовь продолжалась недолго. Внизу, в городе, его нашел Иуда…

– Публий.. то есть Натанэль – Иуда улыбнулся – Ты нужен нам в Ершалаиме.

Нет, подумал он, я же не могу ее оставить. А что, если отчаяние вернется? Иуда старательно отводил взгляд – он тоже понимал. Задача, однако, разрешилась весьма просто.

– Вот и хорошо. Я буду там с тобой! – услышал он, вернувшись вечером в их пещеру.

Это было сказано каким-то особенным голосом, а в глазах ее и в помине не было никакого отчаяния, лишь твердая решимость. Теперь, перед ним была новая, еще незнакомая Шуламит и ее он, оказывается тоже любил. Всю нашу долгую жизнь она будет меняться, подумал он, и эти перемены всегда будут к лучшему, если я об этом позабочусь, конечно. Оказывается, у него была не одна, а множество любимых женщин, вот только глаза всегда были те же самые – яркий мокрый песок.

– Лисий нападет на Храм, это лишь вопрос времени – объяснил Иуда на следующе утро.

– Он весьма хитер – добавил Симон – Сейчас он ищет повод и непременно найдет. Менелай ест у него с рук, но ему этого мало. Поэтому Лисий заигрывает с филоэллинами и начнет захват Храма якобы уступив их давлению. Некоторых он купил, некоторые же настолько глупы, что сами роют себе яму.

– Поэтому, поторопись – это снова был Маккаба – С тобой отправится Сефи, если не возражаешь.

Натанэль не только не возражал, но даже был рад снова увидеть рядом с собой бывшего хиллиарха.

– Можешь рассчитывать на меня, Натанэль – усмехнулся Сефи – Враги побегут в страхе при первом же взгляде на мое лицо.

– Сефи будет отвечать за оборону, а твоей задачей будет забота о стенах – снова вмешался Иуда.

– … И о машинах – добавил Натанэль.

– Каких машинах? Там же нет никаких машин.

– Нет, так будут – нагло заявил инженер.

Теперь, после решения Шуламит, он уже не боялся ничего и был уверен в себе, как три римских сенатора вместе взятых. Оба маккавея привычно обменялись взглядами и промолчали, причем Симон выглядел довольным, а Иуда – встревоженным.

– Ну все! Выступайте! – сказал Иуда – Возьмите двух мулов.

– Трех мулов – поправил его Натанэль.

На лице Иуды изумление сменилось пониманием и он согласно кивнул. Их вышла провожать Дикла, причем оказалось, что они с Шуламит подруги. Она отозвала Натанэля в сторону и осторожно пыталась убедить его бережно относиться к жене, быстро поняла, что в этом нет необходимости и отошла с улыбкой. На Сефи она старалась не глядеть.

– Да, на такую рожу посмотришь, потом всю ночь кошмары будут сниться – уныло проворчал хиллиарх и пришпорил своего мула.

Когда он скрылся за поворотом, Шуламит сказала:

– Ну почему, почему вы все такие дураки?!

– Я тоже? – улыбаясь спросил Натанэль.

– Ты в особенности… Но ты мой дурак и, поэтому, ты лучше всех.