Чудовищ не бывает

— Когда мы здесь жили, там только сарайчик был, — сказала она, — рыбацкая сараюшка. А у него… у Лео… было место для лодки по другую сторону от скал. Они с Иваном иногда выходили вместе порыбачить.

— Я его узнала, — призналась Алиса.

— Ясное дело. Он был сторожем в церкви.

— А сейчас он там не работает?

— Уволился после того, что случилось.

— Почему? — удивилась Алиса.

— Не знаю, мы же переехали. И я ни с кем из местных не общалась. Когда возвращалась, ни с единой живой душой словом не перемолвилась, и со мной тоже никто не говорил.

Соня потянулась за лежащим в изножье кровати платьем.

— Они с твоим отцом дружили, — добавила она, помолчав еще немного. — Лео хорошо закладывал, это все знали, но и работать умел. И Иван с ним общался. Обсуждал то, что со мной не мог обсудить. Я в этом уверена. Случай в церкви очень его расстроил. Они не желали дать ему ни малейшего шанса. Даже слышать ничего не хотели. А потом затеяли тот благотворительный концерт. Однажды твой отец так вышел из себя, что я забеспокоилась. Сказал, что хочет поджечь всю эту лавочку, спалить дотла, и я испугалась, что он натворит что-нибудь непоправимое, поэтому попросила Лео за ним присматривать.

— Но он, судя по всему, не справился, — встряла Алиса.

Соня посмотрела на нее:

— Да нет, почему… Через несколько дней Иван вроде успокоился и пришел в себя, словно смирился с тем, что случилось. Это же не единственный выход был — контакты-то у него остались. Мог бы опять давать концерты. Мы ним это обсуждали. И он сказал, что будет только рад.

— Ты как будто на него сердишься.

— На кого?

— На Лео.

— Я на него не сержусь.

— Мне так показалось, когда мы ходили к избушке.

— Он про твоего отца навыдумывал всякого, — объяснила Соня. — Они выпивали, и Иван вроде как ему много чего наговорил.

— Что, например?

Соня покачала головой:

— Да Лео все выдумал.

— Да скажи уже, что папа наговорил-то!

— Сказал, что у него есть план.

— Он имел в виду, что собирается опять выступать?

Соня не ответила. Она надела платье на плечики и отложила в сторону. Двигалась она легко, как ни в чем не бывало. Лицо казалось бесстрастным. Алиса не сводила с матери глаз.

— Ты сказала, что папа тебя пугал, — сказала она, — и все равно оставляла меня с ним.

Соня как раз собиралась взять следующую вещь, но тут опустила руки.

— Я же работала, — ответила она.

— Могла бы брать меня с собой.

— Я тебе предлагала, но ты воспротивилась. Хотела остаться с отцом. — Она заговорила тише: — И когда я попыталась уговорить тебя… ты так упиралась и возмущалась… Я не смогла тебя переубедить.

Соня взяла уже развешенную одежду и пошла к гардеробной, откуда вскоре раздалось позвякивание плечиков о металлическую штангу. Соня расхаживала по гардеробной, а Алиса думала: «Мне было семь лет. Семь. И ты не могла меня уговорить?»

— Ты дралась, — проговорила Соня. Она вышла из гардеробной и теперь наблюдала за Алисой. — Ты меня била. Впивалась ногтями в лицо. Я пыталась с тобой совладать, но в тебя словно дьявол вселялся. Я не знала, как поступить. Тот единственный раз, когда мне удалось взять тебя с собой, мы с Иваном умудрились затолкать тебя в машину. И всю дорогу до Хусё я дико боялась, что ты откроешь дверь и на полном ходу выпрыгнешь наружу. Больше я тебя с собой не брала.

Под ногтями больно — будто их пытались выдрать. Она ведет машину резко и постоянно притормаживает, так что я подскакиваю на сиденье. У нее на щеках алеют отметины. Я ее ненавижу. «Я запру пианино, — угрожает она, — если не поедешь со мной, я запру пианино». Я раздумываю над тем, как он себя ведет. На кухне я припрятала нож — она его забыла, а я припрятала. Она не понимает, что в нем появилось нечто незнакомое. Нечто, не похожее на него. Вроде со стороны он, но внутри его уже нет. Осталась пустота.

Я сказала, чтобы он ждал меня. «Я сыграю для тебя кое-что, — сказала я, — Пюсиенну № 1 Сати, ту самую, из-за которой мы поругались. Сыграю как раз так, как ты учил. Главное, дождись меня».