Чудовища не ошибаются (СИ)

— Ешьте, а то уволю.

Я тут же схватила коробку и стала есть.

На фигуру мне давно уже было плевать. Тем более, что мне никакие диеты толком не помогали — минус пять килограмм максимум, а потом ступор. Увы — с организмом не поспоришь. Можно было дополнить диету физкультурой, но… попробуйте заниматься ей, работая с восьми утра до девяти вечера почти каждый день. Это просто нереально. Лучше застрелиться.

Так что единственное, что меня волновало — это угроза увольнения. Потерять работу я не могла. Поэтому если Разумовский захочет — я у него с рук есть буду, только бы не уволил.

Он удовлетворенно хмыкнул и взял в руки свою коробку, открыл и тоже принялся за обед.

А когда закончил, сказал:

— Можете идти работать. Завтра в то же время приходите на обед.

Я осторожно уточнила:

— Зачем?

Разумовский пожал плечами.

— Я так хочу.

Да уж. Железный аргумент.

С этого дня мы и стали обедать вместе. Иногда молча, иногда он что-нибудь у меня спрашивал и периодически ржал над ответами. Да, я знала, что забавная. Иначе ко мне никто и никогда не относился, кроме родителей. Но как можно быть иной при моей внешности и с моим образом жизни? Если бы не чувство юмора, я бы просто не выдержала.

Боль — она не всегда выходит со слезами, иногда она вырывается наружу вместе со смехом. Но вряд ли хоть кто-то из окружающих это понимал.

Примерно через неделю после начала совместных обедов Разумовский вдруг спросил:

— Ну что, вы уже придумали ответ?

— Нет, я уже забыла вопрос, — сказала я, и он засмеялся. — А что вы спрашивали?

— Почему вы не называете меня по имени.

Вот зараза. И далось ему это имя.

— Просто так.

Это был единственно возможный ответ. Но если бы я знала…

— Ах, ну раз просто так… Тогда просто так назовите меня Владом.

Мама дорогая.

— Вы шутите?

— Почему же? — он явно издевался. — Разве я многого прошу? Это всего лишь моё имя. Вас зовут Олеся, а меня — Влад.

— Владлен вас зовут, — съязвила я от смущения.

Он закатил глаза.

— Да, всё собираюсь паспорт поменять… Но это уже детали. Назовите меня по имени.

Я молчала. Язык не поворачивался. Он объявил боссу бойкот.

— Уволю! — пригрозил мне Разумовский, и я моментально рявкнула:

— Влад!

— Ай! — генеральный подпрыгнул и затряс головой. — Да что ж так громко-то! Потише нельзя?

— Влад, — прошептала я, и он поморщился.

— Нет, не так. Нежнее.

— Вла-а-ад, — протянула я, и Разумовский кивнул.

— Уже лучше. Ещё раз.

— Вла-а-ад…

Он расплылся в улыбке.

— Ещё нежнее.

Куда нежнее-то? Ну ладно, попробую.

— Вла-а-ад, — с придыханием сказала я, и босс вдруг перестал улыбаться. Посмотрел на меня… ой-ой, горячо посмотрел, даже слишком горячо. Как на вкусный шашлык, который съесть хочется.

Поэтому я рявкнула погромче:

— Владлен Михайлович!

Генеральный тут же скривился, как будто я его не Владленом Михайловичем назвала, а Лимоном Лаймовичем.

— Не ори ты так…

— Да вы что-то… отвлеклись.

— Скорее, увлекся, — пробормотал он, махнув рукой мне на дверь. — Иди, Олеся. Работай.

И я послушно утопала работать. И только сев за свою секретарскую стойку, сообразила, что Разумовский целых два раза назвал меня на «ты».

На него это было совсем не похоже… Он никого из сотрудников не называл на «ты», и уж тем более своих секретарш. Субординация, чтоб её.

Ой-ой… Не уволит ли?

Наверное, вечером в тот день я была слишком грустной, и мама, конечно, заметила. Трудно не заметить — я ведь всё время улыбаюсь, и вдруг — тоска в глазах.

— Что случилось, Лесь? — спросила мама, усаживаясь рядом на стул. Мне совсем не хотелось её тревожить. Очередная терапия наконец начала ей помогать, рак вроде бы отступал, но это пока… Понервничает — опять станет хуже.

— Да так, ерунда, мам. Просто на работе проблемы.

— Влюбилась? — протянула она понимающе.

Эх, мама-мама. Всё ты у меня замечаешь.

— Нет, мамуль, — соврала я, улыбаясь. — Не в кого там.

— А начальник твой? Ты говорила, красивый.

— Красивый, — я кивнула. — Но разве же дело в этом? Огонь, мерцающий в сосуде… Сама ведь помнишь.

— А нет огня?

— Нет, — вновь соврала я. Только бы она не переживала. Улыбнулась и обняла её.

Разумовский наверняка скоро исчезнет из моей жизни. Уволит, да и всё. А вот мама с папой… Я очень хотела, чтобы они жили — и всё-всё делала ради этого. Наверное, поэтому я уже давно не жила сама.

Да и что вообще думать о нём? Никто и никогда не относился ко мне серьёзно. Даже тот единственный парень, с которым у меня не дошло дальше поцелуев. Меня считают милой и забавной, но любить…

Любят других. Вот таких, как мой босс. И я вполне предсказуемо в него влюбилась. Знаю — глупо. Но он всё равно об этом не узнает.

Я не скажу.

С Разумовским я, конечно, даже не ждала спокойной жизни. Её у меня и не было. Каждый день случалось что-нибудь, достойное войти в анналы истории нашей компании.

На следующий день, когда я пришла утром на работу, босс уже был у себя. Я покосилась на часы — восемь утра. Маньяк. Хоть бы не заявил, что мне надо в семь приходить, с него станется…