Тут Даниэлю вспомнились слова парикмахера о некоем гаджете Маттиаса Блока. Быть может, это и было то самое устройство, о котором говорила врач?
Он принялся мысленно перебирать все свои встречи с Коринной, но так и не вспомнил, чтобы она хоть раз держала в руке нечто смахивающее на гаджет.
Браслет! — вдруг осенило его. Ну конечно же, браслет из плоских разноцветных камней, что она никогда не снимает. Хоть во время физических упражнений, хоть боксирования — и даже во время занятий любовью. Браслет, который она прежде начинала вертеть, стоило ему слишком приблизиться к ней. «Он напоминает мне, кто я такая».
49
С учетом того, что Карл Фишер занимал пост директора клиники и являлся ее старшим научным консультантом, кабинет у него оказался на удивление скромным. Находился он в самом конце врачебного коридора и размерами значительно уступал кабинету Гизелы Оберманн. Поскольку выходило помещение не на долину, а на несколько гнетущий пейзаж с горой, прозванной Даниэлем Карьером, архитектор не счел нужным оснащать его панорамным окном. Письменный стол, полупустой книжный шкаф да несколько жестких стульев придавали комнате едва ли не аскетический вид. Больше в ней действительно ничего не было — ни занавесок, ни фотографий или картин на стенах.
— Рад, что вы смогли меня принять, — произнес Даниэль. — И хочу извиниться за столь поздний визит.
В течение дня он предпринял несколько попыток встретиться с доктором Фишером, но только сейчас, в восемь вечера, его наконец-то уведомили, что врач у себя в кабинете.
Карл Фишер взял один из стульев у стены и поставил перед своим столом.
— Прекрасно, что вы зашли, друг мой. Садитесь. Так чему обязан подобным удовольствием?
— Перво-наперво вот этому.
Даниэль выложил на стол листок бумаги. Доктор Фишер опустил очки со лба на нос и пробежал его взглядом.
— A-а! Ваше досье.
— Это первая страница истории болезни Макса. В том виде, в каком она выглядела непосредственно по его прибытии в Химмельсталь, — объяснил Даниэль слегка дрожащим от волнения голосом. — Видите персональные данные наверху страницы? Дату рождения? Если вас не затруднит, прочтите ее, пожалуйста, вслух.
Врач с любопытством посмотрел на него поверх очков и повиновался:
— Двадцать восьмое октября, тысяча девятьсот семьдесят пять.
— Благодарю. А теперь ниже, под заголовком «Семейное окружение». Дату рождения его брата.
— Это какая-то салонная игра?
— Просто прочтите, пожалуйста.
— Двадцать восьмое октября, тысяча девятьсот семьдесят пять.
— Совершенно верно. Макс и его брат родились в один и тот же день. Другими словами, они близнецы. И поскольку я брат-близнец Макса, я подтверждаю, что эта информация верна.
— Но…
— Вы располагаете другой информацией, это вы хотите сказать, доктор Фишер? Тоже верно, поскольку через некоторое время после оформления кто-то изменил в истории болезни Макса его дату рождения.
Врач с возобновившимся интересом принялся изучать документ.
— Все остальное осталось как было, — поспешил заметить Даниэль. — Изменена лишь дата рождения.
— Откуда у вас это?
— Боюсь, не могу вам этого сказать.
Он перегнулся через стол и вырвал листок из рук Фишера. Затем сложил его и спрятал во внутренний карман куртки.
— В общем, Макс и я — близнецы.
Врач снял очки и с напускным скучающим видом принялся полировать их рукавом рубашки. Даниэль, однако, продолжал:
— Это первое. Второе, что я хотел вам сказать, это что я собираюсь стать отцом.
— Да ну? — вскинул бровь Фишер, не отрываясь от своего занятия. — И кто же счастливая мать?
— Скоро узнаете. Не хотите меня поздравить? Разве это не замечательная новость?
— Замечательная новость? Да это настоящее чудо, — сухо отозвался врач.
— Тут вы совершенно правы. Каждый ребенок — чудо.
Карл Фишер мрачно кивнул.
— Вот только вы стерилизованы, что придает событию гораздо большую значимость. Даже если у хирурга и выдался тогда неудачный день и после операции вы сохранили фертильность — а подобное порой действительно случается, один на тысячу раз, — крайне маловероятно, что он совершил такую же ошибку и с другим резидентом. И даже… — Тут он критически оглядел очки, подышал на них и затем возобновил полировку. — И даже если все-таки и совершил, вероятность того, что именно вы двое прониклись друг к другу симпатией, все равно бесконечно мала. Так что я склонен расценивать упомянутое вами зачатие как чудо.
Наконец он снова нацепил очки, повернулся к компьютеру и застучал по клавиатуре. На экране появился текст.
— Вот! — радостно вскричал Фишер, тыча пальцем в экран. — Макс Брант. Все почикали и устроили в лучшем виде.
— Что доказывает, что я не Макс, — спокойно отозвался Даниэль. — При необходимости мать готова сделать амниоцентез. Пункция плодового пузыря докажет, что отцом являюсь я. Это второе. Ну а третье доказательство, что я не Макс, с легкостью можно найти на снимках вашего томографа. После посещения Второй зоны Максу вживили в мозг чип. А вот у меня его нет. Неужто вы не заметили этого во время сканирования моего мозга?
Вот теперь Карл Фишер по-настоящему удивился.