— Рассудком, вполне возможно. Они отдают себе отчет, что ложь, воровство и насилие — зло, точно так же, как дальтоник знает, что помидоры, кровь и закат красные. И в точности как дальтоник не способен пережить собственными ощущениями, что мы подразумеваем, когда говорим «красный», так же и психопат не способен воспринять наш посыл, когда мы называем что-то злом. Для него понятия вроде добра и зла, любви и вины — всего лишь пустой звук. Это очевидный порок, конечно же, вот только сам психопат от него отнюдь не страдает. Страдает окружающий мир. Самые жестокие преступления совершаются именно психопатами…
— Простите, — перебил ее Даниэль, — но к чему вы клоните? О каком психопате вы толкуете?
Гизела Оберманн удивленно уставилась на него, улыбнулась, сдерживая смех. Потом она на несколько секунд опустила взгляд на колени, несомненно успокаиваясь, и в конце концов снова обратилась к нему со всей серьезностью:
— Скоро поймете, Даниэль. А пока наберитесь терпения. Итак, как я сказала, самые жестокие преступления совершаются именно психопатами. И преступники, понятное дело, затем несут очень суровое наказание. Вот только… — Она многозначительно подняла указательный палец и вскинула брови. — Что, если люди, совершающие эти преступления, имеют небольшое медицинское отклонение, из-за которого их мозг отличается от нашего? Что, если их мозг совершенно не предрасположен к эмпатии? Справедливо ли тогда требовать от них проявления эмпатии и наказывать, коли они не способны на это? Не будет ли это тем же самым, что и заставлять страдающего параличом ходить? Или же требовать от человека с нарушением обучаемости, чтобы он разгадывал сложные логические головоломки? Они попросту не могут. Грубо говоря, на это им не хватает мозгов.
— У вас имеются научные доказательства для подобного заявления или же вы вывели его самостоятельно? — осведомился Даниэль.
— Немного и того, и другого. В результате исследований мы получили уйму результатов, подтверждающих отличие мозга психопата от мозга обычного человека, хотя пока еще и недостаточно, чтобы оценить весь масштаб явления. Может, нам удастся разрешить загадку в следующем году или через десять лет. А может, и вовсе никогда не удастся. Тем не менее представляется несомненным, что мозг психопата имеет некоторые отклонения. Наблюдаются ярко выраженные отличия во фронтальной доле и миндалине, необычные мозговые волны под воздействием эмоциональных раздражителей, гиперактивность дофаминовой системы и ряд других факторов. Данные отличия — физиологические и поддающиеся количественной оценке. И если все эти люди поступают именно так вследствие физического дефекта, правомочно ли наказывать их, Даниэль? Запирать в жутких тюрьмах или даже, как в некоторых странах, казнить?
— Лично я против смертной казни, — заявил он, поглаживая подбородок.
Он не брился вот уже несколько дней, и борода вновь начала отрастать. Его постоянно подмывало трогать ее. Посреди всей этой неразберихи щетина придавала ему хоть какое-то ощущение безопасности. Эдакая пушистая зверушка, неизменно находящаяся под рукой.
— Но общество, несомненно, должно защищаться от опасных преступников, — продолжил Даниэль. — Было ли у них детство несчастным, или там мозговые волны у них какие-то сверхъестественные, или еще что — неважно. Им нет места в обществе.
Гизелу его ответ, похоже, удовлетворил.
— Совершенно верно. Все попытки лечения или реабилитация успехом пока не увенчались. Уровень рецидивов, повторно совершенных преступлений среди психопатических преступников тревожаще высок. Психопатия остается неизлечимой. И потому вместо лечения следует наказание.
Она достала из кармана портсигар с длинными и тонкими сигариллами.
— Если только, — врач закурила, — не имеется третий вариант.
— Вы хотите втянуть меня в какую-то нравственно-философскую дискуссию, что ли? — не выдержал Даниэль. — Думаю, вам следует поискать другого собеседника. Я же предпочел бы услышать от вас объяснения произошедшего со мной на лугу. Мне в жизни не встречалась электрическая изгородь, которая способна причинить настоящие физические ожоги. Что за животных ею удерживают? Слонов?
Гизела протянула ему портсигар, но он покачал головой. Врач откинулась в кресле и несколько раз задумчиво затянулась, выпуская дым над перилами балкона.
— Третий вариант, — повторила она, словно бы и не слышала вспышки Даниэля.
Может, она тоже малость чокнутая? Для психиатра, вообще-то, не столь и необычно.
— Ну и что за третий вариант? — сдался он.
Гизела какое-то время молча курила, затем снова заговорила: