Чудовища в янтаре. Дыхание мороза

Нежные губы прижались к его губам. Обняв девушку и отвечая на поцелуи, он подумал не без грусти: милая, глупая, ты искренне веришь, что облегчаешь мне жизнь, а на самом деле лишь добавляешь сложностей — мне же еще Яне в глаза смотреть… Но никак нельзя тебе об этом говорить, коли уж так все причудливо переплелось…

Глава III ГОСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Отец Алкес сидел на своем обычном месте, справа от стола Грельфи, машинально складывая бумаги в аккуратную стопу. Получалось это у него плохо — иные, порыжевшие от старости, покоробились, завились трубочками по углам, но он не обращал внимания. Кажется, главе Багряной палаты просто хотелось занять чем-нибудь руки.

Грельфи привычно очищала коротким кинжалом сургуч с горлышка «Кабаньей крови» высшего качества, бормоча свое обычное присловье:

— Ты так не смотри, светлый король, не за казенные деньги куплено, за свои. Жалованье ты по доброте своей душевной мне положил достаточное, так что могу позволить, и никакого вреда для дела не будет от малого стаканчика, только мозги прояснит.

— Золотые слова, — сказал Сварог без улыбки. — А потому налейте и мне… Отец Алкес?

— Пожалуй, — отозвался монах, перестав, наконец, возиться с непослушными бумагами.

Приятный аромат выдержанной «Кабаньей крови» распространился по комнате. Двое мужчин слегка пригубили, старуха Грельфи воробьиными глотками себя не ограничила.

— Ну что тебе сказать, светлый король… — протянула она, отставив наполовину пустой стакан. — Вот уж не думала, что вживую придется столкнуться с этими тварями. Давненько не появлялись, я уж думала, в свое время начисто извели всех рукодельников, или, верней говоря, рукоблудов. Последний раз про них моя бабка слышала в молодости, а уж с той поры годков пронеслось…

— Совершенно верно, — кивнул отец Алкес. — Последний раз таковой мастер попадал в Багряную палату около девяноста лет назад, — он положил руку на бумаги. — Здесь полные протоколы расследований и допросов… а также составленный по всем правилам и утвержденный королем приговор о сожжении на Монфоконе. Их всегда сжигали, ваше величество, эти забавы числились среди самых богомерзких.

— В чем там дело? — спросил Сварог.

Ответила Грельфи:

— Это, светлый король, где-то даже и не черная магия, а наука, — по своему обыкновению она произнесла последнее словечко с некоторым насмешливым пренебрежением. — Только и черной магии там хватает. Этакая помесь науки с магией. Случались такие вещи. Наука — она, по большому счету, дура безмозглая. И равнодушная, что ли. Ее с одинаковым успехом можно пришпандорить и к злому делу, и к доброму… Короче говоря, такие создания были известны с незапамятных времен. Мужчина с женскими причиндалами зовется «белинь», женщина с мужскими — «белина».

— А зачем они нужны? — спросил Сварог с некоторым недоумением.

— Как это — зачем? — словно бы даже изумилась Грельфи. — Исключительно для особо пресыщенных развратников, которые на этом свете перепробовали все, что только возможно. Ни для чего другого они и не годятся, в жизни не слышала о каком-то другом их предназначении. Судя по той сценке, что ты мне показал, у герцога в замке — классические белины. Человек с грязной фантазией два десятка способов придумает, как их использовать. Там в бумагах отца Алкеса много чего про них прописано, а я, уж прости великодушно, подробно эту мерзость описывать не буду. Все это противу природы человеческой…

— И откуда они берутся? — спросил Сварог.

— А это уж отец Алкес на ученый манер лучше расскажет, — сказала Грельфи. — Я о них только слышала то и се, да и то из десятых уст, с приукрашиваниями и преувеличениями, а у отца все в бумагах записано, в Багряной палате с них подробные допросы снимали, когда меня еще и на свете не было, да и отца тоже…

Сварог повернулся к монаху, тот положил руку на верхний лист, но к глазам не поднес — видимо, хорошо изучил.