Чудовище

– Лекс? Не ожидал тебя здесь увидеть, – мистер Дарби приподнял бровь.

– Я сама от себя не ожидала, сэр.

Не знаю, зачем я это ляпнула. Глупо. Пока мы входили и рассаживались, Джамиля куда-то подевалась, и я села одна. На сцену светили прожекторы. И стояла камера. Они что, будут нас снимать?

Когда мы наконец расселись, мистер Дарби произнес речь о командной работе, о том, что каждый должен вносить свой вклад, а еще о том, что играть на сцене хоть и непросто, но это бесценный опыт, который способствует личностному росту и творческому развитию.

– Кстати, – добавил он напоследок, – Бен Осман будет снимать ваши пробы для своего проекта по массовым коммуникациям, так что если вы против, скажите сейчас. Если нет, то начали.

Бен выскочил на сцену, принялся настраивать свет и камеру. Длинноногий, точно Бемби, рыжий, в обтягивающих черных джинсах.

Мистер Дарби указал на стол сбоку сцены, на котором стояли пять ваз. На каждой было написано имя персонажа; в вазе лежали строки из роли. Мы должны были в алфавитном порядке выйти на сцену, взять бумажку из вазы с именем того героя, которого хотели бы сыграть, прочитать про себя текст и с минуту «побыть» персонажем. Например, исследовать воображаемый остров, посидеть на песке, посмотреть на море, пройтись, – словом, что угодно, лишь бы вжиться в роль. Затем от нас требовалось пересказать своими словами текст с бумажки и уж потом прочитать его, как у Шекспира.

– Дело ясное, что дело темное, – пошутил учитель. – Что ж, первым у нас Джош Абрахам.

К сцене подошел крошечный перепуганный мальчуган – красивый, длинноволосый, ни дать ни взять, Айрис. Выбрал текст из вазы с надписью «Фердинанд», прочитал про себя и полез на сцену. Помолчал, будто прислушиваясь, и улыбнулся, точно услышал нечто прекрасное. Бросился туда, откуда доносились воображаемые звуки, то и дело останавливаясь и снова слушая.

Наконец произнес: «Эта музыка настоящая или только у меня в голове?» – и прочел шекспировскую строку: «Откуда эта музыка? С небес или с земли?»[1]

Выглядел он убедительно, только уж очень молодой. Фердинанд должен излучать сексуальность, а не милую невинность.

Следующим вышел какой-то жирдяй, которого я никогда прежде не видела, и, как истый Просперо, попытался вызвать грозу на наши головы. Три парня подряд пробовались на роль Калибана, но выглядели жалко. Актер, который играл его в фильме, фразу «Я уже говорил тебе, что я в рабстве у тирана» произносил так, словно открывал страшную тайну. А у тех парней получилась какая-то фигня.

Девушка с розовыми волосами пробовалась на роль Миранды, но ей помешала скованность. Миранда же никогда прежде не видела молодых людей. Она должна быть чувственной. Как будто мечтает лишь об одном: сорвать с принца штаны.

– Ну а теперь Лекси Робинсон, – проговорил мистер Дарби. – Посмотрим, что ты нам покажешь.

Стараясь выглядеть спокойной, я поднялась на сцену. Даже не посмотрев на Бена, взяла из вазы с именем Миранды бумажку с текстом, прочла и медленно вышла на светлое пятно. Потрескивавшие прожекторы припекали нещадно, но мне это помогло представить палящее солнце. Не обращая внимания на зрителей, я вообразила, будто стою одна на берегу острова. Вокруг бушует море, кричат птицы, расстилаются синие небеса. Красота. Вдруг я заметила потерпевшего кораблекрушение принца: он собирал дрова для костра. Он был прекрасен, как Касс, и мне сразу же захотелось сделать две вещи: наблюдать за ним целую вечность, оставаясь незамеченной, и подбежать и коснуться его, чтобы он понял, как я его люблю. В тоске я протянула к нему руку и тут же уронила, пытаясь совладать с собой. Он обернулся. Улыбнулся. Я осмелилась улыбнуться в ответ.

– Я так давно тебя ждала, – сказала я. – И вот ты здесь, и ты куда красивее, чем я думала. Мне, наверное, никогда не понравится ни один парень, кроме тебя. – И прочла шекспировские строки: «Мне больше в мире никого не надо, // Вас избрала я в спутники себе. // Само воображение не может // Создать лицо прекраснее, чем ваше».

Я и сама сознавала, что играю хорошо. Стояла такая тишина, словно зрители затаили дыхание. Мне и раньше на занятиях по драматургии доводилось чувствовать себя так, будто я цепляю людей, как крючок, и тащу за собой.

– Лекси, можно тебя на пару слов? – окликнул меня мистер Дарби, когда я сошла со сцены.

Остальных он об этом не просил. Точь-в-точь как на «Икс-Факторе» судья предлагает конкурсанту спеть вторую песню. Добрый знак. Все смотрели мне в спину, но во мне кипел адреналин, так что мне было наплевать.

– Не могла бы ты сыграть для меня другую роль, просто на пробу?

Я подумала, он имеет в виду Просперо. Джамиля права: Миранда слишком уж тихоня. Мистер Дарби видел, как уверенно я держусь на сцене. Может, Джамиля сыграет Миранду, я Просперо, и мы с ней опять подружимся?

– Конечно, почему нет, – ответила я.

– Вот и отлично. Я хочу, чтобы ты попробовала Калибана.

Я моргнула.

– Это шутка?

– Вовсе нет, – странно улыбнулся он.

– Не хочу.

– Ради меня, Лекси. Попробуй, будет интересно.