– Нет, правда, я сделала ему отравленный кофе.
Бен посмотрел на меня с таким ужасом, что у меня зачесалась голова. Я устремила на него долгий взгляд. «Пожалуйста, не бойся меня», – мысленно взмолилась я.
– Но ведь он его не выпил? – наконец уточнил Бен.
– Я подумала, что Айрис будет горевать.
– То есть, нет. – Он подвинулся, чтобы дать мне пройти. – Заходи.
Бен провел меня через кухню. На стене весело тикали часы, в окна лился маслянисто-желтый цвет.
– У вас прямо как в церкви, – заметила я.
– Это еще почему?
– Тихо и мирно, как в рождественской сказке.
– Ты что, под кайфом? – спросил Бен.
Я обернулась и улыбнулась. Не так-то просто было заставить себя улыбнуться, но я не хотела, чтобы он меня выгнал. Куда мне идти?
– Нет, правда, вид у тебя дикий. – Бен впился в меня взглядом.
Я улыбнулась его красивым рыжим волосам, блестящим, точно каштаны, его веснушкам, словно нарисованным карандашом, и рассказала, что провела ночь на кладбище, просила помощи у мертвых, они подсказали, как убить Джона, я набрала ядовитых грибов и добавила ему в кофе, а в целом все в порядке.
– Лекс, блин, ты серьезно?
Было приятно, что он так обо мне беспокоится. От его заботы пробирала сладкая дрожь.
– Я не уверена, что набрала нужных грибов. Многие виды навозников вполне съедобны. Как думаешь, это послужит мне оправданием, когда меня арестуют?
– Да никто тебя не арестует. Ты же сама сказала, что Джон не выпил кофе. Он, поди, вообще ничего не заподозрил.
– Я выбросила чашку в окно. Что само по себе очень подозрительно.
– Но это еще не значит, что ты убийца. – Он взглянул на меня с любопытством. – Ты всю ночь была на кладбище? И никто тебя не хватился?
– Мама же в Брайтоне, забыл?
Он раздраженно вздохнул.
– Но как же Джон тебя отпустил?
– А он и не отпускал. Я ему вообще ничего не сказала. Сбежала, и все. Так что, если его спросить, знает ли он, где я, он ответил бы, что не знает и очень за меня тревожится. Вранье, разумеется.
Я села на диван, откинулась на подушки. На потолке плясали странные тени – одна походила на рожицу, другая – на птицу. Потом у рожицы выросли рога, птица съежилась, и я зажмурила глаза.
Бен уселся рядом со мной.
– Он отдал тебе телефон? Хочешь, я попрошу маму, чтобы позвонила твоей маме?
– Это еще зачем? Чтобы я поскорее ушла?
– Я думал, тебе интересно, где твоя мама.
– А твоя где? Может, тоже сбежала. – Я обвела рукой комнату. – Тот, кого нет рядом, может оказаться где угодно.
– Наверное. Хотя я лично уверен, что мама пошла в магазин за молоком.
Меня охватила такая зависть, что я даже притопнула по ковру, лишь бы не представлять, как Мерьем ходит с корзинкой по магазину и выбирает всякие вкусности Бену на завтрак.
– Да, здорово, – ответила я. – Повезло тебе.
Он неуверенно улыбнулся, словно был со мной согласен, но не хотел в этом признаваться, потому что сравнивать наши семьи было бы неделикатно. Кухонные часы тикали, отсчитывая минуты.
– Почему ты решила отравить Джона? – наконец спросил Бен, повернувшись ко мне. Его тонкие, как у Бемби, ноги почти касались моих.
Я поняла, что именно он хочет знать, но объяснять не было смысла. Всякий раз, как я пыталась кому-нибудь рассказать о проделках Джона, мои слушатели находили ему оправдание. Даже Мерьем.
– Помнишь, как мы были в Португалии? – спросила я.
Бен покачал головой.
– Моя мама позвонила твоей, пожаловалась, что отпуск испорчен, потому что они с Джоном поругались, он психанул и улетел домой, а мы остались одни в гостинице. И тогда твоя мама взяла тебя и прилетела к нам. Там еще был бассейн с горкой, помнишь? И стол для тенниса. А на балконе жила ящерица. Твоя мама пыталась прогнать ее веником, и ящерица ее укусила.
– Теперь припоминаю, – улыбнулся Бен.
– Твоя мама прилетела, чтобы нас поддержать. Потому что они с мамой подруги. Причем хорошие. – Я сглотнула. Во рту стояла горечь. – На той неделе я попросила твою маму о помощи, но она отказалась. И знаешь почему? Боится, что Джон нам устроит.
– Да что он может? – негромко ответил Бен. – Не понимаю, о чем ты.
Я задрала ноги на диван, обхватила колени. Как бы мне хотелось, точно в сказке, коснуться Бена и передать ему мои мысли.
– Ты только не обижайся, пожалуйста, – продолжал Бен, – может, он бьет твою мать?
Я покачала головой.
– Швыряется предметами, ломает мебель?
– Он разбил мой телефон. Но такое случилось в первый раз. Обычно это я швыряюсь предметами.
– Или дело в деньгах? – допытывался Бен. – Он пытается тебя контролировать, потому что все деньги в семье только у него?
Слова в моей голове обретали форму. Но были скользкими, как рыбы в ведре. Извивались, перескакивали друг через друга. Поверит ли Бен, что в присутствии Джона все лучшее во мне куда-то исчезает, как солнце за тучей? Что я его боюсь. Что при нем я становлюсь неуклюжей. Под его взглядом у меня все из рук валится. Когда он рядом, я теряю дар речи, а если и нахожу слова, все равно кажусь себе дурой, и забываю то, что должна помнить. Ни с кем другим у меня такого не происходит, и ясно, что я все это проделываю не специально.
– Он никогда не перестает, – сказала я. – Он никогда не перестает.