Чудовище

КРЕПОСТНАЯ ДЕРЕВНЯ

Прохладно, покойно, чисто. И кузнечики поют. Луна, раскалившись, достигла предельной высоты, и все больше крупных, ярких звезд, и все отвеснее падает туманно-золотистый столп сияния в млечную зеркальность видимой и отсюда воды огромного озера. Тихо. Неподвижной аппликацией темнеют ажурные кроны деревьев, ставшие ещё менее реальными в этом дивном мире (еще днем была пыльная духота серокаменной Москвы!). И непрестанный, ни на секунду не смолкающий звон, в который вплетаются ноты кузнецов, ещё чего-то страшно близкого... наполняет

меня, мир... и тут - легкое движение воздуха доносит чуждые звуки человеческого веселья - сзади, из дома Александра, и дальше, из деревни под странным названием - я словно просыпаюсь.

Оглядываюсь кругом и иду к деревне, удивляясь перепадам настроений, так не свойственным мне, и с каждым шагом ощущая, как привычная прежняя трезвость мыслей и чувств овладевает мной. И немного жалко чего-то... Но впереди уже слышны лай собак и лубочные звуки балалайки...

Деревня состояла из одной улицы, дома которой с двух сторон обступили дорогу. Я смутно насчитал домов двадцать, у некоторых окна были темны, но сгущение тьмы заставляло подозревать строение... На самом деле чувствовалось, домов было много больше. Фонарей, конечно, не наблюдалось. Один большой двухэтажный дом ярко освещался снаружи. Подойдя ближе, я прочитал вывеску, ступенчатым нэпмановским шрифтом сообщавшую случайному прохожему - "Посиделочная изба".

Между тем треньканье балалайки стало ближе, и вот показались гуляющие крепостные. Я отступил в тень ближайшего куста и стоял, пока шеренга нормально одетых мужчин и женщин не прошла мимо меня. Все лузгали семечки, один мужик бренчал на балалайке, кто-то насвистывал, но, чувствовалось, народ скучал.

Прошли. Явная карнавальность виденного озадачивала. Из посиделочной избы донесся накат звуков. Может, музыки, веселья. Я направился туда, дернул тяжелую деревянную дверь и вошел.

Помещение было обширным, тонущим в полумраке и сильно задымленным. Здесь не было резной поддельной под русскую старину мебели, с потолка не свисали фонари в железном кованом каркасе, не было и интимного пыльного света у каждого из столов - словом, всего того, что изредка встречается в провинциальных поселковых, претендующих на что-то оригинальное барах. На столах стояли закопченные керосиновые лампы, стены были покрыты голыми темными досками, какими-то ткаными панно и ковриками - я заметил изгиб лебединой шеи на голубом пруду... Дощатый пол не был лакирован, покрашен, даже не натерт; как раз наоборот - грязные, затоптанные половицы. Однако вдали, напротив входа, располагалась стойка бара с множеством разнокалиберных бутылок и бутылей. Оттуда же доносилась громкая музыка, и там же находился скучающий бармен.

Я насчитал двадцать два стола, по двенадцать с каждой стороны. Столы были уставлены различной снедью, на лавках сидели люди, а посреди широкого прохода между рядами танцевали несколько пар.

Явственно ощущалась атмосфера крепостной бутафории, но ежели махнуть сразу и не глядя пару стаканов водки, здесь можно было бы весело загулять.

Меня заметили; из группы танцующих отделилась и, на ходу приплясывая, подплыла ко мне девушка.

- Спляшем? - игриво повела она плечом.

Света было достаточно, чтобы я сразу узнал молоденькую секретаршу толстого Арбатова. Она меня тоже узнала почти сразу, но секундное замешательство тут же исчезло.

- Ой! Да это же!.. Какая встреча! Ванечка! - в восторге воскликнула она, забыв, конечно, что мы едва-едва и только сегодня успели познакомиться. - Не думала, не гадала! - Она уже тащила меня к другим танцующим, взвизгивая от восторга так, что взгляды и стоявших, и сидевших людей прилипли ко мне.

- Что это за кабак? - наклонившись к её уху, спросил я.

- Кабак! - крикнула она в ответ, то ли отвечая, то ли переспрашивая. Скорее первое. Выяснить я не успел, потому что в этот момент, второй раз за последний час, получил удар по уху.

Это переполнило чашу моего терпения; раздражение, злоба, переизбыток впечатлений этого вечера привели к тому, что я буквально взорвался, первым делом выстрелив ногой назад... очень удачно. Я пяткой попал в чью-то грудь и почувствовал хруст костей. Оглянулся - сметая на своем пути людей, столы и лавки, летел в угол здоровенный бугай, так круто поздоровавшийся со мной.

Пронзительно вопила Лена. Я разобрал: "Не трогайте его! Не трогайте его! Не трогайте!.." На меня полукругом надвигались мужчины: откормленные, здоровенные, человек шесть. Остальные, послабее, остались сидеть по лавкам, и лишь горели, радующиеся неожиданному развлечению, их глаза.

Лена попыталась тараном пробиться ко мне. Ее не глядя отшвырнули. Потом ближайший ко мне - толстый больше от мышц, чем от жира, - удивительно легко скользнул вперед, резко размахнулся и нанес страшный удар, нацеленный мне в челюсть...

Я резко нырнул ему под руку и коротким движением ударил толстяка под ребра. Он охнул и переломился пополам. В следующее мгновение я коленом размазал оплывшую от посиделок физиономию хулигана.