Чудовище

В том, что мать убеждена в невиновности сына, мы не сомневаемся, но что касается страданий Симоны Вотье, они, по сути, объясняются двойным ударом, нанесенным по ее самолюбию: это исступленная ревность от того, что совершенно посторонний человек, Ивон Роделек, вытеснил ее из сердца Жака, и вполне понятное отчаяние при мысли, что ее фамилия теперь связана с тяжким преступлением.

Услышав это, многие удивятся, что я все же пригласил подобного свидетеля выступить на стороне защиты… Этим людям я отвечу, что место матери может быть только в лагере защиты и нигде более. Легче выслушать упреки Симоны Вотье, несправедливо обвиняющей достойных людей в том, что они похитили у нее любовь ребенка, нежели злобные нападки ее старшей дочери. Надеюсь, господа присяжные, что вы оставите в памяти только скорбный финал, когда эта несчастная женщина упала без чувств.

Я искренне верю, что мать всегда безошибочно угадает, убивал или не убивал тот, кого она некогда носила под сердцем. Для Симоны Вотье Жак невиновен. В этом смысле ее свидетельство имеет большое значение.

Господин Доминик Тирмон, милейший брат-управляющий Института святого Иосифа, — весьма достойный человек и, что характерно для людей его профессии, изрядный говорун. Он получил огромное удовольствие от своего пространного рассказа о пожаре в сарайчике. Для него это всего лишь курьезный факт, поэтому и нам не следует обращать на него особого внимания. Зато в другом вопросе его словоохотливость оказала нам неоценимую услугу: благодаря ей мы детально познакомились со своеобразием цветоощущения у подсудимого.

Мы узнали, что цветовая палитра, укоренившаяся в сознании Жака Вотье, не соответствует истинной. Жак Вотье создал себе представление о цветах, основываясь на различиях в запахах или вкусовых ощущениях. Таким образом, вызывая в воображении тот или иной предмет, подсудимый подсознательно всегда наделяет его каким-то определенным цветом. Как мы покажем в дальнейшем, путаница в цветах сыграла важную роль в развитии событий на борту «Де Грасса». Любопытный эксперимент, которому я недавно подверг Вотье в присутствии его жены, должен был убедить вас, господа присяжные, по крайней мере в двух вещах: Жак Вотье придает весьма большое значение шелковому шарфу, который носит его жена, и слово «зеленый» приводит его в сильнейшее возбуждение… Запомните хорошенько, господа присяжные: зеленый цвет внушает подсудимому ужас! В чем причина? Простая логика подсказывает нам объяснение: наверное, зеленый цвет связан у него с неприятным, а может быть, и страшным воспоминанием. Что касается шарфа, который вы видели на его жене и который на самом деле вовсе не зеленый, а серый, тут я должен сделать одно небольшое признание: это я попросил Соланж Вотье явиться в суд с шарфом на шее. Это было необходимо для осуществления моего замысла. И я нисколько не сожалею о проделанном опыте, несмотря на произведенное им тягостное впечатление… Во всяком случае, нам остается лишь поблагодарить брата Доминика за полезное сообщение и перейти к показаниям доктора Дерво. Он явился в суд с искренним желанием помочь оправданию подсудимого. Беспристрастное свидетельство этого незаурядного практика, который после Ивона Роделека, без сомнения, лучше всех в Санаке знал Жака Вотье, имеет большой вес. Что же касается его попытки дать логическое объяснение убийству, якобы совершенному Жаком Вотье, то он оказался загипнотизирован неопровержимыми на первый взгляд уликами: отпечатками пальцев и неоднократными признаниями подсудимого. Мы должны признать: несмотря на заключительное заявление — в нем наш добрый доктор, воочию убедившись во вреде, нанесенном его показаниями тому, кому он искренне жаждал помочь, без особого успеха попытался объяснить суду, что его слова были истолкованы превратно, — этот свидетель защиты предстал перед судом, будучи в глубине души уверенным в виновности Жака Вотье!

Ну, а теперь настала пора обратить взор на Соланж Вотье, чьи действия мы проследим шаг за шагом, пытаясь восстановить события того рокового дня…