Чудовище

Патти О’Киф умерла потому, что была похожа на меня. Кроме того, у нее не было в живых близких родственников, и она собиралась за Sruth na Maoile (п/а: Sruth na Maoile, он же Северный пролив, — пролив между островами Великобритания и Ирландия, соединяющий северную часть Ирландского моря с Атлантическим океаном.). Идеальный объект для получения легальных документов. То, что она была даже не рыжей, а блондинкой, являлось лишь досадной мелочью, которая была исправлена за час. Так я стала Патрицией О’Киф, бывшей медсестрой из Омы тридцати лет от роду. Свое собственное имя я, к слову, так и не вспомнила.

2. Осознание

Уж не знаю, кто из нас двоих сохранил (я или Тварь) хоть какое-то подобие знания о географии той страны, где мы очутились — Соединенное Королевство, боже, ну и бред! — но уверенность в том, что Хинчли, Суррей и Лондон — достаточно далеко от Северной Ирландии и является тем, что нужно, была полная. Единственно, я не знала, насколько это далеко и где это вообще находится. Единственной подсказкой, в какую сторону стоит двигаться, был билет на паром из Ларна в Трун.

Погода в Северной Ирландии в феврале на побережье оставляет желать лучшего. Дождь, снежная крупа, пронизывающий ветер — пока я дождалась отправления треклятой посудины, я промерзла так, что губы у меня были как у трупа. На пароме можно было хоть спрятаться от ветра, но качка! Великий боже, как же меня укачало! Это было нечто невообразимое. Голова кружилась, перед глазами все плыло, а тошнило так, как не тошнило, когда я объелась консервированного мяса. Нежно-салатовый цвет моего лица до жути порадовал соседей, и мне была продана упаковка каких-то колес от укачивания. Ну, в-общем, за те два с хреном часа я ее и сожрала. Всю, все пятьдесят таблеток или сколько их там было.

Состояние, в котором я сходила с парома, словами описать трудно. Я не знаю, что за химию мне продали, но она подействовала даже на Тварь: ее вечной злобы и бессильной ярости не было слышно пару дней. Каким образом моя полубессознательная неадекватная тушка прошла мимо дежуривших на пристани бобби — до сих пор загадка. Я не дошла даже до ресторанчика МакКалламов, свернула в закуток между какими-то постройками и отрубилась. И плевать мне было на мелкий противный дождь и ветер: в том закутке они почти не ощущались.

В себя я пришла в сумерках. Растерев заспанное лицо и решительно взъерошив совсем уж коротко остриженные теперь уже светлые волосы (ради выглядящей пристойно прически пришлось потратиться на парикмахера), я встала, отряхнула одежду и повесила на плечо сумку. Вообще-то Патти путешествовала отнюдь не налегке, но большую часть ее вещей я безжалостно отправила на помойку. Мне ее салфеточки, статуэточки и все такое прочее в том же духе нужны не были, небольшой сумки со сменой белья, запасной одеждой и зубной щеткой было вполне достаточно.

Выйдя на дорогу, я оглянулась. Слева виднелось характерное здание из красного кирпича с двумя широкими трубами. Это и был ресторанчик МакКалламов. Мысленно подбив баланс, я направилась туда. Деньги были, но их все же стоило поберечь: путь мне предстоял неблизкий. Но, во-первых, жутко хотелось пить, а во-вторых, нужно же было узнать, где здесь есть хоть какая-то ночлежка и какой есть транспорт. Эту информацию, вкупе с чайничком крепкого чая, я и получила.

Койка в близлежащей ночлежке оказалась дороже, чем я рассчитывала. Но оно того стоило, а горячий душ был вообще пределом мечтаний: с тех пор как я очнулась на скользких от снега холодных камнях, я никак не могла согреться. Озноб, казалось, навсегда впечатался даже не под кожу, а в кости моего потрепанного тела. Постояв добрую четверть часа под обжигающими струями воды, я вышла из крошечной душевой и растянулась на украшенном кельтским орнаментом покрывале. Мне было о чем подумать, пока Тварь спит. Уж больно красочные сны мне снились после пачки неизвестного противокинетозного препарата. Не сказать, чтоб приятные — слишком уж там было много чужой боли и смерти — но весьма и весьма познавательные.

А еще я вдруг вспомнила, что кинетоз — это медицинский термин для обозначения морской болезни. Чудненько, значит, я способна не только понимать мат на гаэльском.

Кинетоз кинетозом, но с собственным сознанием надо было что-то делать, особенной с тем, что таилось внутри, иначе я рисковала еще разок очнуться с окровавленным измочаленным трупом. Определенно, не тот опыт, который хочется повторять. Что-то мне подсказывало, что слишком частый передоз делириантами отвратительно скажется на моем и так не слишком здоровом организме, а потому противопоказан категорически.

Невольное размышление о том, что еще вчера «кинетоз» и «делириант» мне показались бы чем-то сродни заклинания на непонятном языке, вызвали в моей памяти настоящую бурю, породившую такие слова как «круцио», «легилименс», «империо». Их было много, этих слов, и за каждым скрывались какие-то события, лица, знания. И эти знания были таковы, что в первый миг я испугалась: это была не моя память, это помнила Тварь.