Чудовище

Соланж выслушала их в полном молчании. После этого председатель спросил:

- Согласны ли вы, мадам, с данными утверждениями?

- Жан Дони позволил себе изобразить это прискорбное происшествие абсолютно лживо, представив свою неблаговидную роль в совершенно ином, выгодном для себя свете! Чтобы Жак завлек меня в этот сарай и попытался овладеть мной! Да это же просто смешно! Жак слишком уважал меня, чего никак нельзя сказать о Жане Дони, чьи манеры мне никогда не нравились. Напротив, это он имел в тот день дурные намерения и оказался истинным виновником происшедшего...

- Что вы хотите сказать этим, мадам?

- Не сомневаюсь, господин председатель, что суд хорошо меня понял, так что задерживаться долее на столь давнем инциденте, который в конечном счете не представляет особого интереса, нет никакой нужды... Замечу лишь, что я никогда не делала Жану Дони ни малейших признаний!

- Суд принимает это к сведению, - заявил председатель. Теперь, мадам, суд желал бы узнать, насколько активно вы сотрудничали с Жаком Вотье в написании его романа.

- Вас, вероятно, ввели в заблуждение: Жак написал "Одного в целом свете" совершенно самостоятельно. Моя роль сводилась лишь к тому, чтобы собрать все необходимые документы, список которых он составил сам. Что же касается господина Роделека, он только взял на себя труд переложить роман на обычный язык.

- И все же, мадам, не вы ли явились вдохновительницей этого произведения и, в частности, тех его страниц, где речь идет о семье героя? - вкрадчиво спросил прокурор Бертье.

- Ваши намеки, месье, - вспыхнула молодая женщина, - по меньшей мере неучтивы! Если я правильно уловила смысл ваших слов, вы пытаетесь возложить на меня ответственность за те весьма нелестные суждения, что Жак вынес о своих близких. Так вот, знайте: ни до, ни во время замужества я никогда не пыталась на него повлиять.

- Расскажите нам, пожалуйста, мадам, как вы стали супругой Жака Вотье, - попросил председатель суда.

- Приехав к Жаку в Санак, я быстро поняла, какие чувства он питает ко мне, обрадовалась этому, но и несколько встревожилась. Я уже тогда любила его, но не истинной любовью; в моих чувствах было чересчур много сострадания. Так прошло пять лет - к счастью, они были до предела заполнены вначале интенсивной учебой, затем работой над романом "Один в целом свете".

Наконец роман был издан, и Жак получил известность. Вскоре после этого господин Роделек постучался в дверь моей комнаты. "Не сердитесь на меня за столь поздний визит: у меня к вам серьезный разговор... Вы давно поняли, что Жак влюблен в вас. Но он очень робок и не осмеливается открыть вам свое чувство. Поэтому я, как его названый отец, пришел просить для своего сына руки очаровательной девушки... Только, ради всего святого, не подумайте, что я хочу повлиять на вас! Поразмыслите хорошенько! Времени у вас Жаком сколько угодно..."

Я медлила с ответом, и господин Роделек внимательно смотрел на меня. "Не могу поверить, - сказал он, - чтобы вы не любили Жака. Союз ваш должен быть прочным. Жак, без сомнения, стоит на пороге карьеры мыслителя и писателя. Его уже приглашают в Соединенные Штаты... Кому сопровождать его туда, как не его супруге? Кто, кроме вас, сумеет окружить его постоянной заботой, участием и любовью, в которых он так нуждается? Подумайте обо всем этом, Соланж. - Как вы чувствуете, сможете ли жить без него? Вот единственный вопрос, который вы должны задать своему сердцу... Спокойной ночи, милая моя Соланж..."

На протяжении долгих часов я вновь и вновь возвращалась к тому, что сказал господин Роделек, и спустя три дня ответила: "Я согласна стать женой Жака..."

- Очень трогательная история, мадам, - признал председатель суда. - Ответьте нам, если можете: вы были счастливы?

- Я была счастлива, господин председатель, - ответила Соланж после едва заметного колебания.

- И долго вы оставались счастливой? - брякнул прокурор Бертье.

Вместо ответа молодая женщина залилась слезами, но потом, справившись с собой, сказала:

- Даже если бы Жак и совершил преступление, в котором он, я уверена, не виновен, я все равно была бы счастлива, зная, что он меня по-прежнему любит... Но со дня той ужасной трагедии я терзаюсь неведением... Я не услышала от него ничего, кроме ложного самообвинения. Он не захотел видеться со мной, пока находился в заключении, несмотря на все попытки добиться свидания через защитников, сменявших один другого. Он даже сказал одному из них, мэтру де Сильве, что отныне я для него не существую... Он сердится на меня, но не знаю, за что! Главное, он мне больше не доверяет, а потеря доверия - это потеря любви! Со дня убийства я потеряла безоглядную любовь, которую дарил мне Жак с детских лет... Вот единственная причина моего несчастья!

- Суд понимает ваше горе, мадам, - сказал председатель.