Чудовище должно умереть

Таким образом, с безупречной точностью выведя из строя всю огневую батарею Блаунта, Карфакс откинулся на спинку стула, добродушно улыбаясь ему. Блаунт попытался контратаковать, но был смят все той же прямотой, спокойствием и логикой. Карфакс наслаждался собой. Единственным новым свидетельством, которое Блаунту удалось вытянуть, было то, что Карфакс, по-видимому, имел несокрушимое алиби насчет времени, когда он покинул дом Рэттери до момента убийства. Когда мужчины покинули гараж, Найджел сказал:

- Ну и ну! Грозный инспектор Блаунт проводит свой матч. Карфакс выбивает нас с поля.

- Хладнокровный тип,- проворчал Блаунт.- Все в точку... Может, слишком в точку. Обратите также внимание, мистер Керне в дневнике упоминает, что Карфакс чего-то там пел насчет ядов в один день, когда он заходил к нему в гараж. Посмотрим.

- Значит, вы уже не думаете, что это был Феликс Керне, не правда ли?

- Я придерживаюсь непредвзятой точки зрения, мистер Стрэнджвейс.

* 9 *

Пока Блаунт получал от Карфакса точно рассчитанный удар, Джорджия и Лена сидели у теннисной площадки в поместье Рэттери. Джорджия пришла сюда выяснить, не может ли она чем-либо помочь Вайолет Рэттери, но Вайолет за последние день-два обрела удивительную уверенность в себе и решительность; казалось, она полностью соответствовала требованиям сложившейся ситуации, а суждения старой миссис Рэттери, как заметила Лена, теперь доверялись четырем стенам ее комнаты.

- Грех говорить, но смерть Джорджа сделала из Вай новую женщину. Она становится тем, что наши английские домохозяйки называют "какая спокойная особа". Что за страшное выражение! Но Вай - в самом деле, глядя сейчас на нее, никогда не скажешь, что в течение целых пятнадцати лет она могла быть настолько бесхарактерной - "да, Джордж", "нет, Джордж", "пожалуйста, Джордж, не надо",- и сейчас, когда Джордж отравлен, кто знает, полиция может заподозрить его вдову.

- О конечно, это не очень...

- А почему нет? Мы же все под подозрением - все, кто находился в доме. И хорошо, что Феликс задерживается здесь, хотя я не верю, что он это сделал,- вы знаете, что он говорил нам вчера.- Лена помолчала, затем продолжала, понизив голос: - Хотелось бы мне понять, что... Ах да, бог с ним! Как сегодня Фил?

- Когда я уходила, они с Феликсом читали Вергилия. По-моему, он в хорошем настроении. Хотя я ничего не понимаю в детях: по временам он бывает очень нервным и потом вдруг по совершенно непонятным причинам замыкается, как устрица в свою раковину.

- Читают Вергилия! Это выше меня, сдаюсь.

- Ну я думаю, это неплохая идея, чтобы отвлечь мальчика от этого дела.

Лена ничего не ответила. Джорджия смотрела на проплывающие по небу облака. От задумчивости ее отвлек какой-то хруст рядом. Она быстро перевела взгляд: Лена вырывала траву с корнем и с сердцем швыряла на площадку полные горсти.

- А, это вы!- сказала Джорджия.- А я подумала, что сюда забрела корова.

- И вы бы стали есть траву, если бы вам пришлось это испытать,- я готова сойти с ума!- Со сверкающими глазами Лена повернулась к Джорджии, болезненно передернув плечами.- Что во мне такого? Ради бога, скажите, что со мной? Или это из тех случаев, о которых мне не скажет даже ближайшая подруга?

- Да нет в вас ничего такого. Что вы имеете в виду?

- Тогда почему все меня избегают?- Лена довела себя до истерики.- Я имею в виду Феликса. И Фила. Мы с Филом всегда ладили, а сейчас он сворачивает за угол, чтобы избежать встречи со мной. Но мне на него наплевать. Дело в Феликсе. Ну зачем мне нужно было влюбляться в этого человека? Мне - влюбляться - я вас спрашиваю? В одной только этой стране можно было выбирать из нескольких миллионов мужчин, а я полюбила человека, которому я не нужна - кроме как в качестве рекомендательной карточки к покойному Джорджу. Нет, это не так. Клянусь, Феликс любил меня. Так нельзя притвориться, это могут женщины, но не мужчины. Господи, мы были так счастливы, даже когда я стала задумываться, чего добивается Феликс впрочем, на самом деле мне это было безразлично, я предпочитала ничего не знать.

Лицо Лены, хорошенькое, как у куклы, во время отдыха, стало прекрасным, когда обуревавшие ее чувства заставили ее забыть о позе, маске и старательном внимании к своей персоне, к чему приучило ее кино. Она сжала руки Джорджии - страстным, невероятно умоляющим жестом и стремительно продолжала: