Чудовище должно умереть

"Дорогой инспектор Блаунт, я пишу это, чтобы сказать вам, что это не Феликс, а я положил яд в ту бутылку с лекарством. Я ненавижу папу, потому что он был жестоким с мамой. Я убегаю туда, где вы никогда меня не найдете.

Искренне ваш, Филип Рэттери".

- Бедный мальчуган!- пробормотал Найджел.- Что за несчастье! Господи, что за беда!- Он быстро продолжал: - Слушайте, Блаунт, вы должны обязательно его найти! Скорее! Я боюсь, не случилось ли чего! Фил способен на все!

- Мы делаем все, что в наших силах. Хотя, может, будет лучше, если мы обнаружим его... э... слишком поздно. Его могут отправить в сумасшедший дом. Страшно об этом подумать, мистер Стрэнджвейс!

- Не думайте об этом,- сказал Найджел, со странной настойчивостью глядя на Блаунта.- Найдите его. Вы должны его найти, пока что-нибудь не случилось.

- Конечно, мы его найдем, доверьтесь мне. Боюсь, в этом можно не сомневаться. Он не мог уйти далеко... если только его не унесло течением,добавил с печальной многозначительностью Блаунт.

Через пять минут Найджел вернулся в гостиницу. В дверях его ждал Феликс Керне, с потемневшими от волнения глазами, на губах которого трепетал невысказанный вопрос.

- Что они...

- Мы можем подняться к вам в комнату?- быстро сказал Найджел.- Мне нужно многое сказать вам, а здесь слишком много народу.

Оказавшись наверху в комнате Феликса, Найджел устало опустился на стул. У него снова заболела голова, на какое-то время вся комната поплыла у него перед глазами. Феликс стоял у окна, глядя на мягкие изгибы и сверкающие плесы реки, по которой он с Джорджем Рэттери отправлялся на свое рискованное предприятие. Его тело было напряжено: у него словно отяжелел язык и сердце, не давая ему задать вопроса, который терзал его весь день.

- Вы знали, что Фил оставил признание?- спросил тихо Найджел.- Феликс круто обернулся, вцепившись пальцами в подоконник.- Признание в том, что это он отравил Джорджа Рэттери.

- Но это безумие! Должно быть, мальчик сошел с ума!- в диком волнении вскричал Феликс.- Он не убил бы и... послушайте, но ведь Блаунт не принял это всерьез, не так ли?

- Боюсь, Блаунт разработал чрезвычайно убедительную версию убийства, обвиняющую Фила, и это признание только ставит на ней точку.

- Фил этого не делал. Он не мог этого сделать. Я знаю, он этого не делал.

- Я тоже,- ровным голосом сказал Найджел.

Рука Феликса замерла на половине жеста. Мгновение он непонимающе смотрел на Найджела, затем прошептал:

- Вы знаете? Откуда вы знаете?

- Потому что наконец-то выяснил, кто на самом деле это сделал. Мне нужна ваша помощь, чтобы восстановить некоторые детали моей теории. Затем сможем подумать, что делать.

- Продолжайте. Кто это был? Ради бога, скажите мне.

- Вы помните фразу Цицерона: "In ipsa dubitatione facinus inest?" "Вина сказывается в сильной неуверенности". Мне очень жаль, Феликс. Вы слишком добрый парень, чтобы совершить удачное убийство. Как сегодня сказал Шривенхем: вы слишком совестливы.

- А, понимаю.- Феликс с трудом сглотнул слюну и швырнул эти слова в поразительную тишину, повисшую над ними. Затем попытался улыбнуться.Извините, что так обеспокоил вас. Должно быть, вам было не до смеха, когда вы пришли к этому заключению, после того, что сделали по моей просьбе. Что ж, все равно я рад, что все закончилось. Боюсь, Фил ускорил мое падение своим признанием: я должен был сообщить полиции. Но почему он это сделал?

- Он очень вам предан. Он подслушал, как Блаунт говорил, что намерен вас арестовать. Это был единственный способ, которым Фил мог вам помочь.

- О боже! Если бы это был кто-то другой... Он напоминал мне Марти, того Марти, которым мог стать мой сын.

Феликс упал на стул и закрыл лицо руками.

- Вы не думаете, что он совершил... что-нибудь опрометчивое? Я никогда бы не простил себе.

- Нет, уверен, что он ничего такого не сделал. Я честно считаю, что вам не о чем волноваться.

Феликс поднял голову. Лицо его было бледно и напряженно, но выражение покорной готовности к самому страшному исчезло.

- Скажите... как вы это выяснили?- спросил он.

- Благодаря вашему дневнику. Вы допустили ошибку, Феликс. Выдали себя. Как вы писали в самом начале - "этот строгий моралист, живущий в каждом из нас, который втайне ведет свою сложную игру в кошки-мышки, одинаково и робкий и самоуверенный, подталкивающий преступника к роковой обмолвке, к внезапной и безрассудной доверчивости, заставляющий его подбрасывать улики против самого себя, словом, выступающий в роли провокатора". Вы намеревались сделать ваш дневник чем-то вроде запасного выхода для своей совести, но затем, когда вы изменили свой план, когда вы обнаружили, что не можете убить человека, чья вина не доказана, дневник стал главным инструментом вашего нового плана - и вот здесь вы себя и выдали.

- Да,- с грустной улыбкой сказал Феликс.- Вижу, вы все знаете. Боюсь, я недооценил ваш ум. Мне следовало пригласить менее способного детектива. Закурю, пожалуй. Кажется, приговоренный имеет право на последнюю сигарету, не так ли?