— Ты пойми, — шумно вздохнул он, — ты мне нравишься. И мне обидно, что тебя ждет такой конец. Обидно! Почему ты, например, не признаешь великого Одина?
— Как это — не признаю? — удивился Исангард. — Один — вполне приличный бог, я же ничего не имею против. Я любого бога уважаю, поверь.
— Ты что же, — с подозрением спросил Гримнир, — и восточным божествам поклонялся?
— Особо не поклонялся, но когда встречал — кланялся. Шея не отвалится.
Гримнир гнул свое:
— Ты северянин, ты должен в своих богов верить, а чужих игнорировать.
— Извини, но ты слабо себе это представляешь. Боги не спрашивают, веришь ты в них или нет. Они живут в своих владениях и требуют почтительности. Вот попаду во владения Одина — буду почитать Одина.
— Считай, что ты в них уже попал.
— Ну и что теперь?
— А то, что ты самозванец, и никакой ты не воин, и змея тебе не убить, как бы ты ни старался. А после смерти тебя ждет хель.
— Очень страшно, Гримнир.
— Безумец! — взревел Гримнир, но Исангарда так просто не пронять.
— Не ори, — сказал он злобно. — Разбудишь мне Коду. Он, по-моему, заболел. Пускай спит, не хочу брать его с собой.
— Я не сплю, — хрипло произнес я из-за печки.
— Ну вот, — сказал Исангард, и по его голосу я понял, что он расстроился.
А дальше началось безобразие. Исангард хотел, чтобы я остался дома с Гримниром и Имлах и никуда не ходил, а лежал бы на соломе и всячески берег себя. Но я устроил ему форменный скандал. Я протестовал, кричал о дискриминации, моргал глазами и мотал ушами, визжал, разбрызгивая слезы, и колотил его кулаками по груди. В конце концов, это возымело действие. Он взял меня за руки, сильно стиснул их и велел заткнуться. Когда у него делается такое лицо, то поверьте мне, лучше послушаться. Я сразу замолчал, и только слезы продолжали бежать из моих глаз. Исангард выдержал паузу, потом отпустил мои руки и повернулся ко мне спиной. Я благодарно шмыгнул и поклялся про себя, что буду молчать всю дорогу и вообще стану очень сдержанным.
Гримнир перестал дуться и подошел к нам.
— Исангард, — сказал он, — послушай.
Исангард поднял голову и взглянул на него. Гримнир был выше его едва ли не на два фута и намного шире в плечах, так что рядом с ним мой друг казался совсем щуплым. Я видел, что Гримнира это смущает. Может быть, потому, что сам он, такой облом, будет отсиживаться в избушке.
— Эта гадина слепая, — сказал Гримнир, и мы поняли, что он говорит о змее. — Ни в коем случае нельзя прикасаться к нему руками. Он прозреет, как только человек дотронется до него. А если он прозреет, это, считай, верная гибель. И еще учти — он ядовитый, просто сочится ядом.
Я видел, как темные глаза Исангарда потеплели — он был благодарен Гримниру. А великан хмурился, как будто сам на себя сердился.
— Я отдаю Южные Окраины в твои руки, — продолжал Гримнир. — Ты говоришь, что родился здесь. Значит, ты не будешь жесток к этой земле. Здесь будет так, как решишь ты. Запомни это. Будет так, как ты захочешь. Иди.
И мы отправились убивать Чудовище.
Я видел все сквозь жар, голова у меня гудела, земля вокруг качалась, и плавающие деревья никак не могли принять четкие очертания. Я пришел к выводу, что смерть близка, и стал равнодушен к своей судьбе.
Исангард в своей старой солдатской куртке с оторванными рукавами, надетой прямо на голое тело, скользил между стволов, как тень. Я тихонько топал следом. День был туманный, сырой и в целом производил мерзкое впечатление. Неприятно умирать в такой день. А может быть, место здесь было такое нехорошее, не знаю.
Исангард остановился и поманил меня к себе поближе. Не раздумывая, я послушно подбежал к нему, хотя такая скорость передвижения далась мне нелегко. Я встал рядом с ним и покосился на него снизу вверх, ожидая, что он похвалит меня за такое примерное поведение. Но он смотрел куда-то вперед.
Впереди, среди ярко-зеленых мхов, лежало оно. Чудовище Южных Окраин. Я сразу узнал его. Не догадаться было невозможно.
Болотце, которое оно облюбовало, было небольшим, но если у несчастья может быть эпицентр, то выглядеть он должен именно так. Среди голых деревьев с пожухшими листьями, среди клочьев гнилого тумана, ядовитым пятном светился неправдоподобно зеленых мох. Прямо из мха росли яркие, огромные цветы, и в них чудилось что-то зловещее.
А посреди болотца дрыхло Чудовище, такое же мясистое, как эта растительность. Огромный желто-черный змей с жирным, лоснящимся брюхом. Мы смотрели, как это брюхо трепещет, раздуваясь и опадая, как перекатывается что-то под кожей. Из-под крупных чешуй струился бесцветный яд, который придавал всему телу гада маслянистый оттенок.
Он почивал на мече. Мы осторожно обошли болотце кругом, разглядывая поле предстоящей битвы. Меч Виланда меньше всего был похож на настоящее боевое оружие. Огромный — никому, даже Гримниру, что бы он там из себя ни строил — не удержать его. Это был широкий двуручный меч с одним только лезвием и тупым концом, как будто сталь просто обрубили ножом. Судя по форме, Меч Виланда был мечом палача.
— Хорошо, что оно слепое, — шепнул я. — Оттяпать ему башку — и бежать. А, Исангард?