Чудовище Нави, или Завтра еще пойду!

Натаскав из колодца воды, я достала старый ушат и кое-как согрела воду. Пока я лежала, сложив колени в маленьком ушате, закрыв глаза, я почувствовала, как по моей груди скользит рука.

- Так, - напряглась я, чувствуя, как мне на глаза легла еще одна, не давая мне их открыть.Рука скользила по моим плечам, пока я чувствовала, как меня нежно целуют губы. В избе было тихо… Даже домовой сопел где-то за печкой, отрубившись от переизбытка чувств и впечатлений.

- Ты… Ты что делаешь… - прошептала я, чувствуя, как меня целуют, погружая руку в теплую воду… - П-п-прекрати…

- Возвращаю тебе твою силу… - слышался голос хозяина топи.

- Опять морок? – спросила я, облизывая со своих губ его поцелуй.

Я чувствовала, как у меня сердце ухнуло в пятки, когда поцелуй стал еще более страстным и настойчивым…

- Нет-нет-нет, - неубедительно протестовала я, пытаясь вытащить его руку из воды. – Не надо… Нет… У… у тебя там… к-к-когти… Ты там поосторожней! Ой…

Из его полуоткрытых губ вытекала сила, которую я жадно глотала, чувствуя, как сердце замирает от каждого его движения под водой.

- И с чего ты решил вернуть мне силу? – спросила я, осторожно сводя дрожащие колени. Золотой браслет скользнул по моему животу, заставив его втянуться.

Глава тридцать пятая. Любит - не любит

В ответ я почувствовала, как в сладком дурманящем поцелуе по его губам растекается улыбка. Вот мерзавец! Ну как с ним можно вообще что-то…

- Слышь, ведьма! – послышался мужской голос и стук в окно. Старенькое оконце задребезжало и едва не выпало. Даже паук между мутных стекол поддался панике и спрятался.

- Ась… Ась… - охнула я, понимая, что один молодой нечеловек окутывает меня своими чарами.

- Ты слишком многое себе позволяешь, - прошептала я, глядя на его руку под водой.

- Нет, это ты слишком мало позволяешь мне, - ответил мне страстный шепот.

- Срок уже вышел, ведьма! – заметил голос, поразительно похожий на голос икотки Федор Федоровича.

- А как ты меня нашел? – спросила я, понимая, что еще раз когтистая лапа так сделает, и я потеряюсь. Моя обнаженная коленка, сверкающая капельками воды, приподнялась над водой, а на нее тут же легла рука с когтями.

- Я – икотка! Мне все ведомо! Но ты мне зубы не заговаривай! – послышался голос Федор Федоровича.

- Кажется, вся деревня уже в курсе моих отношений с болотни… - начала я, а потом посмотрела на суженные зеленые глаза и тут же исправилась. – Хозяином Топи…

- Да, но ты спрашивала, что он к тебе чувствует! – спорила икотка, чем-то скрипя…

- Я… - замерла я, глядя на поднятые брови Хозяина Топи. – Я… А с чего ты вообще взяла, что это… меня интересует!

- Так ты сама спрашивала, любит он тебя или нет! Или не помнишь? – заметила гадкая икотка, пока я мысленно требовала, чтобы он перешла на Федота, потом на Якова и на всякого. Но лишь бы от меня отвязалась!

- Эм… Не припоминаю, - соврала я, пытаясь дотянуться до рубахи, белоснежным сугробом лежащей на полу.

- Да все ты помнишь, - скрипнула икотка. – Вот только не понравится тебе мой ответ!

- Так, а с этого места… - дернулась я, видя, как окно ползет зеленый туман. Болотник одной рукой обнимал меня, а второй пускал в окно зеленый туман.

- Так, погоди! Ты что делаешь? – дернулась я, нахмурив брови. – Пусть уже скажет! Эй!

Когда я выскочила из ушата, икотки под окнами не было. Болотника, кстати, тоже!

- Ах ты! – ударила я рукой по воде. В избе было тихо, а я лежала на чужой постели и ворочалась от того, что не могу уснуть. Стоило мне только пошевелить пальцем, как на всю избу раздавался такой жуткий скрип, словно покойники катаются на кладбищенских воротах. Все вокруг было непривычным, чужим. Да и бесы запропастились.

Где-то под окнами кто-то уныло ходил и стонал.

- Вася, ты что ли? – радостно спросила я, приподнимаясь. – Ты там хоть поскребись что ли… Все ж привычней!

Вася что-то кряхтел, страдая от неразделенной любви, шуршал и топтался. Я задремала, как вдруг…

- Ведьма!!! – кричал женский голос, а я встала, как по сигналу тревоги. По окну колотили изо всех сил. – Ведьмушка! Помогай! Матушке плохо!

Я подлетела к окну, видя под окном дочку икотки. Она косилась на дохлого романтика, который ходил кругами возле сливы.

- Как плохо? – переполошилась я, растирая глаза.

- Ой беда случилась! – причитала дочка, качая головой. У нее платок был интересно подвязан. Казалось, что у нее торчат уши зайчиком.

- Какая беда?! – потребовала я точного отчета, а сама на ходу пытаясь сообразить, что там за беда может быть. Где-то раздавались песни…

- Пойдемте, матушка – ведьма! - кричали мне, когда я, зябла в ночном холодке.

- Вась, привет! – произнесла я, глядя на свежую плесень, пятном украсившим щеку покойного ухажера. – Смотрю, цветешь и пахнешь? Ну молодчага! Так держать!

- Что с матерью? – спросила я, идя следом за «зайчиком». Песня оборвалась, а в ночи послышались визги и вопли!

- Вот! – показала мне «зайчик», а я покачнулась, прикрывая рот рукой. – Не уследили!