Я покрутил пыльную ручку, щелкнул рычажком. Диск сделал несколько оборотов и замер. Я его снова толкнул — тот же результат. Наверное, старый пружинный механизм требовал чистки и смазки, но музыки мы так и не дождались.
Линду это немного опечалило. Потом она улыбнулась и сказала:
— Наверное, это к лучшему. Я все равно не умею танцевать вальс.
— Я умею. Мой…
Я вовремя прикусил язык и не сказал, что в одиннадцать лет ходил на уроки танцев. Мать моего дружка Трея возила нас в какой-то загородный клуб.
— Ты чего замолчал?
— Я хотел сказать, мой отец делал передачу с одним преподавателем танцев. Уроки танцев по телевидению. Мне было интересно. Я смотрел и, в общем-то, научился. Могу показать. Это легко.
— Тебе легко.
— И тебе тоже.
Я достал из чемодана шарф и перчатки. Перчатки оказались как нельзя кстати — мне не хотелось вызывать у Линды отвращение, дотрагиваясь до нее своими когтями. Надев перчатки, я протянул ей руку.
— Позволь пригласить тебя на танец.
— И что я должна делать?
— Взять мою руку.
И она взяла мою руку. Это было так неожиданно, что я застыл на месте.
— А другую руку куда? — спросила Линди.
— Положи ее мне на плечо. А теперь…
Я обнял Линду за талию и повернул голову к окну, чтобы не слишком пугать ее своим видом.
— Теперь в точности повторяй мои движения.
Я стал показывать ей самые простые движения вальса.
— Вперед. Теперь в сторону. А теперь приближайся ко мне.
Линди старательно подражала мне, но у нее не получалось.
— Попробуем еще раз.
Я притянул ее ближе, чем следовало бы, и почувствовал, как ее нога коснулась моей. У меня напрягся каждый мускул. Сердце бешено застучало. Я надеялся, что Линди этого не заметит. Я терпеливо показывал ей, как надо двигаться, и через некоторое время у нее стало получаться.
— Но у нас нет музыки, — сказала она.
— Сейчас будет.
Я стал напевать мелодию «Голубого Дуная». Мы кружились по полу, старательно огибая коробки. Когда танцуешь вальс, обязательно касаешься друг друга. Мне эти прикосновения были очень дороги. Линди не только подкрасила губы и подрумянила щеки. Она слегка надушилась. Я вдыхал запах ее духов, и у меня кружилась голова. Но я продолжал напевать знаменитый вальс. Вспомнив, что говорили нам на уроках танцев, я старался двигаться по кругу. К сожалению, я помнил далеко не всю мелодию, и через какое-то время танец окончился.
— Вы танцевали божественно, дорогая Ида, — сказал я, подражая героям старых фильмов. — По сравнению с вами я чувствую себя деревенщиной.
Линди весело захихикала. Она отпустила мою руку, но стояла рядом.
— Я впервые вижу такого, как ты, Адриан.
— Да уж.
— Я не то хотела сказать. У меня еще не было такого друга, как ты.
Друг. Она назвала меня другом. Что ж, это лучше, чем прежние слова «похититель» и «тюремщик». Но мне этого было недостаточно. Мне хотелось большего. Думаете, меня не угнетало, что мы с ней до сих пор не поцеловались и она не захотела меня по единственной причине — из-за моего уродства? Угнетало, и еще как. Будь я понастойчивее, Линди не обратила бы внимания на мою внешность и увидела бы меня настоящего.
А если нет?
«Меня настоящего». Я сам не понимал, что это такое. За эти месяцы я изменился, и не только внешне.
— Раньше я ненавидела тебя за то, что ты насильно удерживаешь меня здесь, — сказала она.
— Знаю. И причина, Линди, не только в сделке с твоим отцом. Я устал от одиночества. А это единственный…
— Думаешь, я не понимаю?
Если честно, мне было мало ее понимания. Мысленно я представлял, как говорю Линде, что она свободна и может идти куда пожелает, а она отвечает:
«Нет, я останусь. И не потому, что ты меня принуждаешь. Не из жалости к тебе, а потому что хочу быть рядом с тобой».
Но я знал, что ничего подобного не скажу и не услышу. Но почему она больше не требовала отпустить ее на свободу? Не хотела возвращаться в прежнюю жизнь? Может быть, она была счастлива? Я не осмеливался надеяться. Тогда зачем она надушилась? Ведь об этом я не просил. Я думал, что эти стороны женской жизни ее не интересуют. А вдруг?..
— Адриан, почему ты… такой?
— Какой?
— Не обращай внимания. — Она отвернулась. — Извини.
Но я прекрасно понял, о чем она не решилась спросить.
— За время, что ты здесь, я ничуть не изменился. Скажи: я настолько ужасен, что тебе противно на меня смотреть?
Она ничего не ответила и не смотрела на меня. Мы оба затаили дыхание. Все, что я успел выстроить, казалось безнадежно разрушенным.
— Нет, — наконец сказала Линди.
Мы оба вздохнули.
— Мне не важно, как ты выглядишь. Я привыкла к твоему облику. Ты очень добр ко мне, Адриан.
— Я твой друг, Линди.
Мы почти до вечера просидели на пятом этаже, забыв про учебу.
— Я попрошу Уилла завтра начать попозже, — сказал я Линде.