Чудовы луга

Смазливый сопляк с гладкими щеками и подбородком, с волосами, длинными, как у девушки, спутанными в косицы.

Вслед за ним вошли двое черных, как сажа, найлов и молча встали у двери.

В руках мальчишка сжимал кусок холщовой тряпки, знак мирных намерений. Он подошел к столу, на котором мерцал масляный фонарь, швырнул тряпку на столешницу и вдруг белозубо улыбнулся.

Чуть только не подмигнул.

Мэлвир смотрел, не веря глазам.

Потом заставил себя кивнуть в ответ.

— Привет… братец, — сказал мальчишка и все-таки подмигнул.

Мэлвир отшатнулся, словно бы на него зашипела змея.

— Ты, видно, безумен, — ответил он, стараясь говорить ровно.

Разодетый, как принцесса, черноволосый парень придвинул ногой вторую табуретку и уселся, вальяжно развалившись. От него несло потом, кровью и отвратительными сладкими духами или какой-то травой.

До тошноты свело челюсти, рот наполнился слюной.

На Мэла неподвижно уставились раскосые, кошачьего разреза глаза. Такие же, как у него самого.

Только не золотые.

Зеленые.

Рыцаря передернуло.

Против воли он начал дрожать мелкой, противной дрожью, зарождающейся где-то в животе и сердце. По загривку пробежала волна ледяных мурашек. Заныла укушенная неделю назад рука.

«Рубаните его мечом, благородный сэн!» пискнул кто-то на задворках сознания.

Нечисть болотная. Подменыш. Известью тебя засыпать.

Раскосые глаза смотрели равнодушно и зло, хотя губы улыбались.

— Побеседуем откровенно, — сказала тварь из мэловых ночных кошмаров и положила ногу на ногу. — Как любящие родственники.

Мэлвир молчал, сминая дубовую столешницу пальцами и глядя прямо перед собой. До хруста стиснул зубы.

Да. Перед ним арвелевский выродок, несомненно. Никаких других доказательств не нужно. Глаза, брови, форма носа…

Как у него самого.

Кривое зеркало, тень, глядящая на тебя из черной полыньи.

Все что у Мэлвира было светлым — у него темное. Черные перья волос, ни намека на арвелевское золото… темные дуги бровей, аирная зелень радужек…

Двойник из болота, тощая змеюка с переливчатой чешуей.

Ядовитая.

Тальен за его спиной не удержался и присвистнул.

Холера.

Чума холерная.

Я его боюсь.

Сопляка, которого могу пришибить ударом кулака, даже не обнажая меч.

«Есть создания, живущие на границе света и тьмы. Оборотни, принимающие облик избранной жертвы», вспомнился голос матери. «Они смеются и играют, переливаясь блеском чешуй. Их стихия — грань воды и воздуха, место, где искажаются солнечные лучи. Никогда не вглядывайся в поверхность стоячего пруда… Никогда не вслушивайся в шум деревьев в лесной чаще.

Бойся их. Бойся.»

Бабьи сказки.

— Не надейся, что безумная радость по поводу встречи с родственником лишит меня рассудка, — процедил золотой полководец. — Жив ли лорд Радель?

Кто ты такой?

Кто?

— Жив, что ему сделается, — равнодушно бросил мальчишка, глядя куда-то в сторону. Наваждение исчезло, как сдернутое солнцем полотно тумана.

Это просто разодетый, как дешевая ярмарочная кукла, разбойник.

— В крепости лежит. За ним твоя лекарка ходит. Отдать его назад?

— На каких условиях?

— Вы снимаете осаду и уходите. Нечего делить, Вереть моя по праву.

— По праву убийцы?

— По праву наследника, — мальчишка подался вперед, зеленые глаза сверкнули. — Моя мать была замужем. В отличие от твоей, Мэлвир-бастард.

— Неужели? — Соледаго поднял бровь.

Оскорбление, нанесенное человеком без чести, не может ранить.

— Даю слово.

— Что мне твое слово. Докажи свои права на крепость.

— И докажу!

— Когда станешь искать доказательства, — Соледаго поднялся, глядя на разбойного лорда сверху вниз. — Когда станешь искать их, не поленись, поднимись на башню, оглянись вокруг. Посчитай, вдруг умеешь. Если лорду Гертрану причинят хоть малейший вред…

— Не причинят. Если сам не помрет, — разбойный лорд тоже встал и оказался одного роста с Мэлвиром, только в плечах поуже. Пару мгновений они мерялись взглядами через стол, потом черноволосый криво улыбнулся.

— Уводи свою армию, Соледаго. Убирайтесь в столицу. Или я сделаю так, что против вас восстанут болота и деревья. Это моя земля, она не потерпит рыцарских лошадей.

26

В ризнице пустующей часовни давно уже поселился художник со своим подмастерьем. Дверь не заперта — от кого запирать. Каевы люди не жаловали часовню своим вниманием, старались обходить. Да и кому нужно навлекать на себя проклятие из-за пары чашек с краской и горсти цветных стекол.

Не выветрившийся с лета запах стружек и клея мешался с сырым воздухом с улицы. Подкованные железом сапоги стучали по некрашеным доскам, отдавались гулким эхом.

Кай молча толкнул дверь в ризницу, шуганул оттуда мальчишку, сонно протиравшего глаза. Тот схватил облезлую овчину, которой укрывался, и выскочил вон. Самого мастера не было видно. Кай мельком подумал, что тот сбежал или пришибли под горячую руку, даже пожалел, но тут же забыл, сощурил глаза, пригляделся.