Чудские копи

Она с испугом выскочила в сени, включила свет, откинула крючок, и в тот же миг опахнуло кислым, помоечным запахом, как от бомжа. На пороге и впрямь стоял сын: по лицу, и то узнать трудно, отстраненный какой-то, полусонный, всклоченный, губы разбиты, возле уха кровь запеклась, а на горле рубец багровый. И одежда срамная – заляпанная краской майка, словно у маляра, штаны с рваной мотней веревочкой подвязаны. И босой...

– Откуда же ты такой красивый-то? – как бывало в юности, спросила Софья Ивановна.

С сыновьями она никогда не сюсюкала, и удивить либо разжалобить ее побитым видом было трудно.

– Посторонние в доме есть? – Он прикрыл и закрючил дверь.

– Посторонних нет, свои есть.

– Кто свои? Веронка?

– Внук Родион!

– Никакой он тебе не внук, мама! – горячо зашептал Глеб и пугливо вышел на крыльцо. – Это все самозванцы. Казанцев подсылает. Ну ты что, забыла, как он охранника Ульянки подослал?.. Ладно, пойдем на улицу...

– Ты сам-то где был? Люди приезжали, твои помощники. Тебя спрашивали, звонили...

– Потом скажу. Дай во что-нибудь переодеться.

– Вот дела так дела! – весело изумилась. – Являются сыновья и только одежку спрашивают. Тебя тоже раздели?

– Раздели, мам...

– Чудно!

Она ушла в дом и стала перебирать одежду в шкафу.

Родя высунулся из комнаты и спрашивает:

– Бабушка, это мой дядя пришел?

– Твой дядя, – вздохнула она. – Только ты сиди и на глаза ему не показывайся.

– А что так?

– Не верит, что ты внук.

Родион скрылся, а Софья Ивановна достала форменный костюм горного инженера – совсем новенький, всего однажды и надетый сыном на выпускной, и понесла Глебу. Тот уже выкупался под летним душем на огороде, сдернул простыню с веревки, завернулся и стоит, поджидает, словно привидение. Мать молча ему одежду подала и выждала на улице, пока он переоденется. Он же через несколько минут явился какой-то разочарованный и поникший.

– Посмотри, мам... Я из него не вырос...

На груди красовался синий институтский ромб, когда-то вызывающий гордость...

– Вот и хорошо, пригодился. А то висит без дела, а отдать кому, рука не поднимается.

– Чего же хорошего, мама! – нервно закричал он. – Столько лет прошло, а я такой же! Впрочем, теперь без разницы... Ну, ладно, поехал.

– Постой, Глеб, – проговорила она смущенно. – Никогда к тебе не обращалась... Помощь твоя нужна...

– Деньги?..

– Нет... Метрики надо бы Родиону выправить. Чтоб паспорт получить. Возраст... Ты как депутат можешь сделать?

– Ничего я делать не стану! – резко и как-то капризно-болезненно заявил он. – Знаешь, сколько еще у тебя внуков и правнуков объявится? А также братьев, сестер и кумовьев? Покойные бабушки и дедушки с того света придут! Только успевай метрики делать и бабки отслюнивать!

– Ты бы хоть взглянул на него, – робко произнесла она.

– Да что мне глядеть?.. Сейчас некогда, а вернусь, разберусь с этим племянником. Я сейчас в Новокузнецк, потом по пути заскочу. И это, мам... Дай денег на дорогу? Меня, можно сказать, ушкуйники ограбили...

– Тоже ушкуйники?

Впервые за последние, пожалуй, десять лет она увидела его таким жалким, растерянным и злым одновременно.

– Это я так, к слову...

– Ты сначала все, как на духу, – несмотря ни на что, строго приказала она. – И глядя мне в глаза.

Не в пример Никите, младший сын обманывал редко, да и то по мелочам и в подростковом возрасте, когда связался со шпаной. И не был ни выдумщиком, ни фантазером, как старший; скорее, напротив, чем взрослее становился, тем более жесточели в нем прагматизм и расчет. Бизнесом он занялся еще на третьем курсе института: вдвоем с Артемом Казанцевым, тогда еще просто студенческим приятелем из пединститута, поехали летом в Красноярск, привезли оттуда два рюкзака камня чароита. Знакомый умелец-камнерез наточил из него кабашонов – заготовок для кулонов, браслетов, перстней и прочих украшений, которые потом они перепродали в Москву и заработали первый капитал. Софья Ивановна до этой их коммерческой операции и представления не имела, что это за камень и откуда его берут, думала, в горах сами добыли, поэтому в дела сына не вмешивалась. Глеб один обточенный камешек подарил, обещал потом брошь заказать, а мать Веронике похвасталась, которая уже в ту пору в украшениях разбиралась. Та и рассказала, что камни эти драгоценные, дорогие и добывают их в Якутии, вот Софья Ивановна и устроила спрос. Глеб честно признался, что чароит они с Казанцевым добыли на отвалах фабрики, где он просто валяется без всякой охраны, за дырявым забором, и берут его все, кому не лень, потому что там царит полная бесхозяйственность. Конечно, воровством тут попахивало, все-таки чужое взял, но сын уверил, что в этом и заключается предприимчивость – приложить свой труд, умение, сообразительность и из отвала, из мусора сделать что-то дорогое и продать.

На другие каникулы они снова поехали, но у отвала уже хозяин нашелся, так имеющие начальный капитал студенты купили у него камень по дешевке и снова заработали сверхприбыль – сказал, почти тысячу процентов.

Глеб поозирался и поманил ее за углярку, где скамеечка была.