Чугунные крылья

Бывали моменты, когда при встрече в метро или в отдалении с той самой девушкой, она казалась Сергею уже и не такой миловидной, какой-то старообразной. Как будто тогда, год назад она его очаровала благодаря какому-то снадобью в бутылке «Нарзана». Обычно напитком любви называют вино, но для Сергея таковым оказалась минеральная вода.

Но в дальнейшем, до конца этого суматошного учебного года, она снова стала видеться ему лучше, вновь понравилась её беличья улыбка. И даже – это впервые заметил Сергей! – она сама на него оглянулась.

Экстерн, между тем, подошёл к концу. До конца июня Капитонов дописывал последний реферат за второй курс.

С переходом на четвёртый курс пришёл новый страшный удар. Факультет Капитонова решили перенести в другое здание, отделив от факультета, на котором училась нужная ему девушка. Просто нужная и всё! Пусть Сергей так и не узнал её имени, но всё дело шло именно к тому, как он был уверен. Ведь она уже сама стала на него чуть-чуть издалека смотреть, а также наоборот – специально не смотреть, чего-то опасаясь. Один раз встревоженно задержала на нём взгляд, затем резко бросила этот взгляд на противоположную стену. А шедшая перед ней подружка также смотрела на Сергея с суровым видом телохранителя. «И какая же сволочь так устроила, чтобы разные факультеты находились в разных частях Москвы?!».

…Теперь что же, всё оборвалось? Не было ничего чернее этой мысли. Сергей с той самой позапрошлой весны находился будто в дурмане и полагал, что без Белки, имени которой он не знает, ему не нужен будет вообще никто, и, может, он уйдёт в монастырь. И что интересно, он рассматривал монашество просто как единственный разрешенный христианством вариант самоубийства. Он также хотел в таком случае показать родственникам, у которых всё складывалось в личной жизни: «Смотрите, как бывает! Ждали от меня чего-то другого, «нормального», а получилось вот так! Кому что достаётся. Пути Господни неисповедимы!». И всё равно, представление своего ухода в монастырь было столь трагичным, что у Сергея, впервые за долгие годы, стали наворачиваться слёзы.

– А может, меня просто придётся положить в психушку? – озвучил он матери и несколько иной вариант.

Его подавленное состояние заметил даже не отличавшийся особой чуткостью отец.

– Чего это он лежит такой пришибленный? – спрашивал у жены Евгений Владимирович.

Часть III Врождённый поиск справедливости

1. Весна отменяется

Никогда ещё путь домой не казался таким бесконечным, вьюга – такой колющей, темнота – такой непроглядной. А потом, когда придёшь – если вообще придёшь, не откажут силы – жди известий из больницы о маленьком сыне. Уже прошло желание придушить одной левой ту мразь, что плохо прикрепила баллон в кузове. Одно только желание, одна цель существования – знать, выживет ли Никита.

…Вот уже и подъезд. Теперь подняться и начать следующий этап ожидания – домашний. Много ли толку, что дома теплее…

Добравшись до квартиры, Александр Марков даже не звонил в больницу – слишком страшно. Он, в обездвиженном состоянии на диване, дожидался жены. Прошла ещё одна мнимая вечность – в замке заскрежетал ключ, затем раздались… глубокие всхлипы.

– Света!! – неистово закричал и вскочил Александр. – Света, что с ним?!

– Ой, Саш, ты уже здесь?

Сквозь заплаканное лицо жены проступила – как это так?! – улыбка.

– Прости, Саш, я не хотела тебя так пугать. Никитушка наш на поправку идёт.

От перепада эмоций Марков пошатнулся. Потеряв голос, он спросил напряжённым шёпотом:

– А почему ты вся в слезах?

– А-а, это-то? Это я от того, что он говорил. Меня так тронуло, это ж не мальчик у нас, а ангел!.. Святой. Представляешь, говорит: «Почему меня скоро выпишут, а Диму ещё не скоро? Не хочу без него выписываться! Здесь ещё лежать останусь!». Представляешь, Сашенька, это ж святой у нас растёт! Как ещё это назвать? Это церковь причисляет к святым, может и Никиту нашего причислят?

Муж некоторое время помолчал, приходя в себя, вздыхая от облегчения, только затем обдумал услышанное и высказался:

– Так-то оно так, Свет. Обычные люди могут назвать Никиту святым. Но вот только с церковью проблема – там святым посчитают скорее не того, кто делал добро другим, а того, кто причинял зло самому себе.

Марков был не то чтобы убеждённым атеистом, он просто не мог сказать, есть ли Бог. Главное, он ужасался тому, что церковь иногда ставит обрядовость выше человечности. По крайней мере, некоторые представители церкви.

Эта история произошла в середине нулевых.