Чук и Гек

– Несчастная! – завопил я. – Кто ж это тебя заставляет открывать кран, опрокидывать чернила, спихивать кастрюлю и заталкивать в замок гвозди? Я бы на месте твоей мамы взял верёвку да вздул тебя хорошенько.

– Дуть нельзя, – убеждённо ответила Феня и с весёлым криком бросилась в переднюю, потому что вошла её мать.

* * *

Быстро и внимательно посмотрела она на свою дочку. Оглядела комнату и, усталая, опустилась на диван.

– Пойди вымой лицо и руки, – приказала она Фене. – Сейчас за нами придёт машина, и мы поедем на аэродром, к папе.

Феня взвизгнула, наступила на лапу Брутику, сдёрнула с крючка полотенце и, волоча его по полу, убежала на кухню.

Меня бросило в жар. Я ещё ни разу не был на аэродроме, который находился километрах в пятнадцати от нашего завода.

Даже в День авиации, когда всех школьников возили туда на грузовиках, я не поехал, потому что перед этим выпил четыре кружки холодного квасу, простудился, чуть не оглох и, обложенный грелками, целых три дня лежал в постели.

Я проглотил слюну и осторожно спросил у Фениной матери:

– И долго вы там с Феней на аэродроме будете?

– Нет. Мы только туда и сейчас же обратно.

Пот выступил на моём лбу, и, вспомнив обещание сделать для меня добро, набравшись смелости, я попросил:

– Знаете что, возьмите и меня с собой на аэродром.

Фенина мать ничего не ответила и, казалось, просьбы моей не слыхала. Она подвинула к себе зеркальце, провела напудренной ватой по своему бледному лицу, что-то прошептала, потом поглядела на меня.

Должно быть, вид мой был очень смешон и печален, потому что, слабо улыбнувшись, она одёрнула съехавший мне на живот пояс и сказала:

– Хорошо! Я знаю, что ты любишь мою дочку. И если тебя дома отпустят, тогда поезжай.

– Он меня вовсе не любит, – вытирая лицо, сурово ответила из-под полотенца Феня. – Он обозвал меня коровой и сказал, чтобы меня дули.

– Но ты же меня, Фенечка, первая обругала, – испугался я. – И потом, я просто пошутил. Я же за тебя всегда заступаюсь.

– Это верно, – с азартом растирая полотенцем щёки, подтвердила Феня. – Он за меня всегда заступается. А Витька Крюков только один раз. А есть такие, сами хулиганы, что ни одного раза.

* * *

Я помчался домой, но во дворе наткнулся на Витьку Крюкова. И тот, не переводя духа, выпалил мне разом, что через границу к нам пробрались три белогвардейца и это они подожгли лес, чтобы сгорел наш большой завод.

Тревога!

Я ворвался в квартиру, но тут было всё тихо и спокойно. За столом, склонившись над листом бумаги, сидела моя мама и маленьким циркулем наносила на чертёж какие-то кружочки.

– Мама, – взволнованно окликнул я, – ты дома?

– Осторожней, – ответила мать, – не тряси стол.

– Мама, что же ты сидишь? Ты уже слышала про белогвардейцев?

Мать взяла линейку и провела по бумаге длинную тонкую чёрточку.

– Мне, Володька, некогда. Ну, перебежали. Ну, их и без меня скоро поймают. Ты бы сходил к сапожнику за моими ботинками.

– Мама, – взмолился я, – до того ли теперь? Можно, я поеду с Феней и её матерью на аэродром? Мы только туда и сейчас же обратно.

– Нет, – ответила мать. – Это ни к чему.

– Мама, – настойчиво продолжал я, – помнишь, как вы с папой хотели взять меня на машине в Иркутск? И я уже собрался, но пришёл ещё какой-то товарищ. Места не хватало, и ты тихонько попросила (тут мать оторвалась от чертежа и на меня посмотрела), и ты меня попросила, чтобы я не сердился и остался! И я тогда не сердился, замолчал и остался. Ты это помнишь?

– Да, теперь помню.

– Можно, я с Феней поеду на машине?

– Можно, – ответила мать и огорчённо добавила: – Варвар ты, а не человек, Володька! У меня и так времени в обрез до зачёта, а теперь я сама должна идти за ботинками.

– Мама, – счастливо забормотал я, – а ты не жалей… Ты надень свои новые туфли и красное платье. Погоди, я вырасту – подарю тебе шёлковую шаль, и совсем ты у нас будешь как грузинка.

– Ладно, ладно, проваливай! – улыбнулась мать. – Заверни себе на кухне две котлеты и булку. Ключ захвати, а то вернёшься – меня дома не будет.

Я быстро собрался. В левый карман затолкал свёрток, в правый сунул оловянный, но похожий на настоящий браунинг и выскочил во двор, куда как раз въезжала легковая машина.

Первой прибежала Феня, за ней Брутик. Мы важно сидели на мягких кожаных подушках, а маленькие ребятишки толпились вокруг машины и нам завидовали.

– Знаешь что, – покосившись на шофёра, сказала мне шёпотом Феня, – давай возьмём с собой Брутика. Посмотри, как он прыгает и вихляется.

– А твоя мама?

– Ничего. Она сначала не заметит, а потом мы скажем, что сами не заметили. Иди сюда, Брутик!.. Да иди ты, дурачок лохматый!

Схватив кутёнка за шиворот, она втащила его в кабину, затолкала в угол, закрыла платком и, – такая хитрющая девка! – заметив подходившую мать, стала пристально разглядывать электрический фонарик на потолке кабины.

Машина выкатилась за ворота, повернула и помчалась по шумной и встревоженной улице. Дул сильный ветер, и запах дыма уже заметно щипал ноздри.

На ухабистой дороге машину качало и подбрасывало. Кутёнок Брутик, высунув голову из-под платка, недоуменно прислушивался к тарахтению мотора.