Чукчи. Том II. Религия

Подобным же образом, если какой-нибудь человек в припадке гнева или просто из опрометчивости заявляет о своем желании умереть, то он должен исполнить это, иначе вся его семья будет истреблена мстительными kelet. Однако против kelь, приносящего заразную болезнь, не помогают даже самые ценные жертвоприношения. Единственным средством избежать нападения kelь заразной болезни является немедленное бегство. Необходимо оставить между kelь и людьми ненаселенную местность. Тогда kelь, быть может, не решится преследовать свои жертвы, так как он устрашится голода и изберет другое направление для своей дороги. Для оленеводов бегство легко осуществимо. Они часто пользуются этим средством, как только доходит до них первая весть о появлении заразной болезни. Так, в 1897 году население оленеводческих стойбищ в районе Чауна, чтобы избежать инфлюенцы, идущей, как обычно, с запада, в несколько дней совершило перекочевку с крайних западных стойбищ по истокам реки Анюя далеко на восток. Пока свирепствует болезнь, туземцы «убегают» от каждого, на которого может пасть хотя бы малейшее подозрение в том, что за ним следует «дух». Даже простое посещение стойбища, в которое заходила болезнь, рассматривается как грех, как желание искушать kelь, который мог бы уйти, никого не тронув.

Aj?anvat рассказывал мне, что во время эпидемии оспы в 1884 году, желая избежать гнева kelь, многие бежали, оставляя на стойбищах больных родственников, мужей и жен. В то же время на некоторые стойбища болезнь совершенно не заходила. Богатый оленевод Amce жил в стойбище со своими дочерьми. Все они были замужем. Один из его зятьев, также владелец большого стада, жил отдельно. Стойбище зятя посетил kelь, и все члены его семьи, за исключением дочери Amce и одного мальчика, умерли. Эти двое, оставшиеся в живых, убежали на соседнее стойбище, оставив на произвол судьбы тяжело больного мужа женщины. Через некоторое время Amce взял свою дочь к себе.

Когда эпидемия кончилась, Amce вспомнил о своем зяте. Оба они были шаманами. Поэтому Amce не сомневался, что зять перенесет болезнь. Он решился отправиться на зараженное стойбище. С ним поехали и два другие его зятя. Когда они достигли стойбища, Amce, размахивая копьем, подошел к шатру дочери и начал разбирать его стены, стараясь не прикасаться к ним голыми руками. Это одна из обычных предосторожностей против соприкосновения с «духами». Затем Amce разобрал стены внутреннего полога и увидел в нем труп своего зятя. «О! — сказал он, — так ты действительно умер. Что я могу сделать для тебя? Не стоит нести тебя на тундру. Тут у тебя есть целый шатер. Хорошо, что я по крайней мере увидел тебя. Прощай. Я ухожу».

Однако, когда они приехали домой, зятья Amce, которые ездили с ним, — сразу же заболели и умерли. Два других зятя убежали со стойбища и этим спасли свою жизнь. Но болезнь не тронула никого из рода Amce.

Человек, рассказавший все это, очень порицал поступки Amce, считая, что он действовал так, как будто хотел привести к себе kelь. По мнению рассказчика, единственным возможным объяснением поведения Amce является то, что он, будучи шаманом, предвидел, что с его семьей должны случиться несчастья, и захотел принести в жертву kelь людей «чужой крови», хотя они и были его зятьями.[219]

В противоположность поступкам Amce, многие люди в том же году с ружьями в руках под угрозой немедленной смерти запрещали беглецам из зараженных стойбищ, в особенности тем из них, у кого не было близких родственников в этом околотке, подходить к их жилищам.

Один чукча, по имени Peplu, рассказывал мне, что когда он был пятнадцатилетним мальчиком, его стойбище постигла болезнь и все жившие в нем люди умерли, за исключением его самого. Тогда он убежал с этого стойбища и пошел к своему дяде. Но дядя встретил его с ружьем в руках и велел немедленно уйти обратно.

«Иди и повесься или заколись, — кричал старик, стоя на безопасном расстоянии. — Ты принадлежишь kelь. Убирайся!»

Случаи, подобные этому, известны у якутов и обрусевших туземцев на реке Колыме.

Я уже говорил о предосторожностях, применяемых против сифилиса. Встарину нарушение этих предписаний считалось гораздо большим грехом, чем убийство, так как убийца убивает только одного человека, и то «чужого» рода, в то время как нарушивший запреты о болезни подвергает опасности жизнь всех своих родственников и знакомых.