Чукотка

- "Жена Корауге великая шаманка была. Днем и ночью бьет она в бубен. Оттого протерла на правой руке четыре пальца до костей, на левой указательный и большой палец, рукава истерла до локтя.

Злые "келе" в "подсоседях" у нее живут. Не богаты шатры "подсоседей", не много в них добра и пищи. От шаманки зависят "подсоседи". Что скажет шаманка, то они и делают.

У шаманки дочь Неускат, первая красавица на земле. Никому не показывает она свою дочь. Держит ее в пологе, кормит готовой едой, одевает в новосшитые красивые одежды.

Красавица Неускат не скоблит шкур, не делает домашних работ, ветра не ощущает, солнца не видит - лицо белее снега.

Великая шаманка сделала своих "подсоседей" бедными, послушными. Они охраняют ее и дочь Неускат.

Каждый день пытаются приходить женихи. Дорога к ней - между двух озер.

Поперек дороги стоит железнорогий "келе" в образе оленя. Задними ногами вкопан в землю, рога по два размаха рук, все широкие отростки рогов - топоры, все тонкие - копья. Кто пройдет, того он и убьет.

Берега озера белеют костями убитых женихов; как морская пена, лежат они на берегу моря.

Говорит Айван:

- Теперь я пойду посватаю дочь жены Корауге.

Говорят ему старики:

- Напрасно себя не жалеешь. Еще не доходя до ее шатра погибнешь. Напрасной смертью пропадешь.

- Коо. Силой померяемся, - говорит Айван. - Лук мой тугой и стрелы остры. Моя стрела пробивает дикого оленя. Может быть, и я убью кого-нибудь и дойду до красавицы Неускат.

"Пошел искать смерть. Чью смерть? Наверное, свою", - думают старики.

По дороге Айван встретил белых медведей, диких оленей, бурых медведей, волков. Никого не тронул. Стрелы бережет.

- Иди, иди, - говорят звери, - мы поможем тебе. Ты человек, несущий в себе доброе сердце.

Дошел до озер трудной дорогой. Стоит железнорогий олень "келе" на перешейке. Айван набрался смелости. Натянул тетиву, из лука выстрелил. Стрела попала в глаз. Убил наповал, пошел мимо. Совсем храбрый стал.

Жена Корауге по-прежнему шаманит.

- Новый жених приближается, - кричит она мужу, - хочет отнять у нас одну-единственную дочку! Должно быть, храбрый, близко приближается.

- Разве ты бессильна, что шаманством не можешь убить? - говорит Корауге. - Сколько убила, еще можешь одного убить.

- Не говори напрасно. Приближается, подходит.

Выглянула из полога - жених у входа стоит.

- Какомэй! Ты пришел?

- Да, я пришел.

- Какой дорогой попал ты сюда?

- Между озер.

- А железнорогий олень где?

- Там стоит.

- Что он, спит, что ли?

- Нет, не спит.

- Что же он сделал?

- Ничего, только посмотрел, как я проходил мимо, глазом моргнул.

- Ты зачем пришел?

- Хозяйство ищу, жену себе.

- Последнюю дочь увезти хочешь?

- Да.

- Ну, если хочешь увезти, не голая она поедет. Пойди в соседнее жилище, принеси оттуда мешок с новыми одеждами.

А в соседнем жилище "келе" злые так и кишат, так и кишат.

Подошел Айван к морскому берегу, повернулся к востоку, подставил подол кухлянки, - пришла всякая морская живность. Моржи, тюлени, огромные киты нападали в подол.

Подошел к жилищу "келе", швырнул все в полог.

Напали они на добычу, кричат:

- Еда, еда!

Дерутся из-за каждого куска. Айван сдернул мешок с перекладины и бегом назад.

- Принес? - спрашивает шаманка.

- Да.

- А тамошние что?

- Ничего.

- Они спят, что ли?

- Нет, смотрят глазами.

- Единственную дочку хочешь увезти?

- Да.

- Ну, если увезешь, не босая поедет. Иди в другое жилище, на левой стороне, принеси оттуда мешок с обувью.

Терпеливо пошел Айван на морской берег, повернулся к западу, подставил подол кухлянки, - пришла вся ходящая на лапах морская живность. Белые медведи, выдры наполнили подол.

Подошел к жилищу "келе", бросил через вход.

- Еда, еда! - кричат "келе".

Сцепились хуже прежних. Бьют друг друга железными костями. Айван схватил в суматохе мешок и скорее вон.

- Принес?

- Да.

- Тамошние что? Да что они, спящие, что ли?

- Нет, смотрят глазами.

- Единственную дочку хочешь увезти?

- Да.

- Ну, если увезешь, то надо дорожный мешок. Пойди в жилище на правой стороне, на задней стене висит тюлений калауз, принеси сюда.

В жилище на правой стороне живет один "келе" - всех страшней.

Четыре ноги, четыре руки. Лица нет, только пасть, вместо зубов железные крючья. Половина тела железная, половина каменная. Он еще не ел от начала создания, потому что зарыт недвижно в скалу, только длинными руками шарит вокруг себя, не видя.

Пошел Айван на гору, повернулся к югу, подставил подол кухлянки, прибежала горная живность. Олени, горные бараны, росомахи, медведи бурые нападали в подол.

Подошел к входу, бросил внутрь - задвигались руки, одна у другой отнимают куски, давится "келе", торопясь есть после давнишнего голода..."

Старик замолчал. Он рассказывал не спеша, и как только потухала его трубка, Тает-Хема подносила ему зажженную спичку. Дети слушали, затаив дыхание.

Затянувшись табаком, он продолжал:

- "Сдернул Айван мешок с задней стенки, прямо над "келе", скорее вон выбежал. Пришел к коварной теще.

- Принес?

- Принес, - отвечает Айван.

- А тамошний хозяин что? Он спит, должно быть?

- Нет, движет руками, глазами не смотрит - глаз нет.