Чукотский анекдот

— Мы согласовали это с соответствующими компетентными органами. Возражения, конечно, были. Дудыкин считает, что американцы таким образом хотят создать шпионскую сеть на Чукотском полуострове.

— Так наши же будут работать, а не американцы, — напомнил Меленский.

— Он считает, что шпионы вербуются среди наших.

— Чукчи шпионами никогда не были, — уверенно заявил Меленский.

— Хорошо, если так, — улыбнулся Пэлят. — В общем, готовься к поездке в Америку. Округ берет все расходы на себя. А также оформление загранпаспорта, визы…

— Мне виза не нужна. — заявил Меленский. — Согласно протоколу, подписанному Бейкером и Шеварднадзе.

— Протокол касается только представителей местного коренного населения.

— А я и есть местное коренное население, — улыбнулся Меленский. — По паспорту я чукча.

— Как же так? — Пэлят явно был озадачен. — Насколько мне известно, твои родители — настоящие тангитаны… Правда, отец твой иногда, опрокинув рюмку, упоминал о своем польском происхождении… Но мама…

— Это все так, — продолжал улыбаться Михаил Меленский. — Не знаю, как это получилось, но по паспорту я — чукча… Думаю, что все было устроено, чтобы я избежал службы в армии. А служить мне все равно пришлось.

— Тогда другое дело! — воскликнул Пэлят и вдруг предложил: — А, знаешь, давай-ка поедем вместе! Пусть это будет наше путешествие во исполнение соглашения.

— На трех вельботах! — размечтался Меленский. — Возьмем с собой певцов и танцоров.

Однако прошло немало времени, прежде чем удалось претворить в жизнь эту идею. Для будущих путешественников получить обычную американскую визу было бы гораздо проще, чем одолеть бюрократические препоны. Сначала возникли препятствия с заграничными паспортами. Американцы на запрос ответили, что согласны принять гостей по любым документам, справкам, выданным местными органами власти. Но здесь уперся начальник окружной милиции Бакурин, в компетенции которого была и паспортно-визовая служба. Он стал утверждать, что соглашение касается только чистых эскимосов. Потом нехотя согласился, что можно и чукчей причислить к тем, кого имело в виду соглашение. Но только тех, кто проживал на побережье. Что касается Меленского, то сначала Бакурин объявил его паспорт фальшивым. Пришлось доказывать, что национальность советский человек выбирает по собственному усмотрению.

— Добровольно назваться чукчей! — поразился Бакурин. — Ну, понятно, когда некоторые несознательные граждане, чтобы эмигрировать в Израиль, называют себя евреями. Но чукчей…

У него даже вырвалось замечание о том, что такого человека надо бы подвергнуть психиатрической экспертизе.

Потом начались неприятности с таможенной службой. Даже Пэляту не удалось достать оригинал соглашения, но Меленский где-то нашел упоминание о том, что в старом документе 1934 года, легшем в основу нового, специально оговаривалась возможность свободной торговли предметами местного промысла аборигенов Чукотского полуострова и Аляски.

С большой неохотой таможенные власти обещали не чинить препятствий.

Удалось собраться только во второй половине августа, когда уже начались темные ночи.

Вельботы заново покрасили, всех участников поездки приодели, и Пэляту даже удалось раздобыть на каждого по сотне долларов. Не Бог весть какие деньги, но не с пустыми же руками ехать или со своими рублями, которые чуть ли не каждый день теряли свою цену.

Михаил Меленский сам сидел на руле и правил вельботом, направляя его на северо-восток, к синеющим вдали на зеленой воде островам Большой и Малый Диомид. Предполагалось именно там сделать первую остановку. Сколько раз приходилось плыть этими водами, преследуя моржей и китов, но никогда им не доводилось испытывать такого волнения, как в этот раз. Многим мужчинам было особенно непривычно плыть без оружия. Власти запретили брать даже мелкокалиберные винтовки и дробовики. И как на грех, вокруг, буквально на расстоянии вытянутой руки, выныривали моржи и киты, словно зная, что им ничего не грозит. Утиные стаи накрывали вельботы, заставляя пассажиров низко пригибать головы.

Нувуканские эскимосы с волнением смотрели на приближающийся берег и домики, словно птичьи гнезда на скале, прилепившиеся к крутизне обрыва. Встречающие пестрой толпой собрались на берегу. Кто-то размахивал старым советским флагом с красной звездой, а из динамика, установленного на фасаде школьного здания, неслась песня «Подмосковные вечера».

Впереди всех стоял Дуайт Мылыгрок. В морщинах его продубленного морскими студеными ветрами лица затерялась слеза: сколько лет он ждал этого мгновения! Всматриваясь в черную громаду советского острова Большой Диомид с красным флажком на вершине, он часто вспоминал дни, когда тот берег был близким, другим берегом родной морской реки, где жили родственники.

Пестеров, непривычно трезвый, и даже какой-то благообразный, одним из первых сошел на берег. Ради такого путешествия он оделся почти во все чукотское. На нем были нерпичьи штаны из хорошо выделанной шкуры, чистая белая камлейка, только на ногах — желтые утепленные резиновые сапоги.