Чукотский анекдот

— Да. — подтвердил Меленский, — лучше бутылку купят. — Местное население нынешнюю власть не любит. Они наконец увидели, как живут их земляки по Арктике, и поняли, что все разговоры о бедственном положении эскимосов по ту сторону Берингова пролива — сказки советских пропагандистов. Поэтому для них главное — это, чтобы им дали возможность жить нормальной человеческой жизнью. А как называется власть — советская, демократическая, американская — им в общем-то все равно. Тем более, согласно новой Конституции, местному населению в верхние эшелоны властных структур попасть почти невозможно. У них нет материальных ресурсов для организации предвыборной борьбы, они составляют явное меньшинство в округе. Только на уровне сельской администрации они могут на что-то рассчитывать.

— Мрачную картину рисуешь, Михаил, — заметил Франтов.

— Я не картину рисую, а говорю правду, — резко ответил Меленский. — Если есть возражения — возражай по существу.

— Меленский прав, — подвел конец разговору Базаров.

Еще ранее был уговорено, что состоится поездка на Горячие Ключи.

Когда-то люрэнские Горячие Ключи представляли собой настоящий оазис в тундре — не только обилием горячей воды, бассейном, но и теплицей и птицефермой. В небольшой гостинице с относительным комфортом можно было переночевать.

Обычно сюда возили из районного центра знатных гостей, туристов и экскурсантов. Как-то приехали японцы из телевизионной компании «Эн-Эйч-Кэй» и сунули свои радиометрические приборы в горячую воду. Как потом рассказывали очевидны, японцы бежали из Горячих Ключей с такой скоростью, что обогнали вездеход.

Искупавшись, обтершись свежевыпавшим снегом, после обильного чаепития, Базаров позвал Меленского прогуляться в тундру. Поначалу шли молча. Светила луна, и россыпь звезд казалась особенно яркой. Снег был еще мягкий, не высушенный морозом, и скрадывал шаги.

— Вот, Меленский, наступило совершенно новое время. — начал Базаров. — Еще вчера мы были в полной зависимости от партийной и советской власти, от опеки области. А теперь — свобода. Время для руководителя благодатное, очень выигрышное. И сегодня ситуация складывается так: тот, кто сегодня не будет зевать и возьмет власть, тот и будет определять местную политику. Ну, посуди сам, мог ли ты еще вчера даже представить себе, что окажешься единоличным распорядителем такого богатства!

— Гуманитарная помощь распределяется самими американцами, — заметил Меленский. — Если точнее — распоряжается Сьюзен Канишеро.

— Кстати, вроде фамилия у нее не эскимосская и не американская…

— Муж у нее японец гавайского происхождения.

— Знаешь. Михаил, есть много нехороших разговоров о твоих отношениях с американцами. А у Дудыкина вообще очень серьезные претензии.

— Пусть он эти претензии оставит себе, — усмехнулся Меленский.

— Но он может навредить.

— Мне нечего бояться. Все делается согласно существующим законам.

Базаров не знал, как подступиться к главному разговору. Раньше ему казалось, что он знает Меленского как облупленного, ничего в нем особо загадочного нет. А вот подступиться трудно. Кстати, так не раз бывало с внешне простодушными чукчами и эскимосами. В глубине они оставались недоступными, и черт знает, что творилось в их душах. Сколько раз бывало так: вроде все ясно, договорились, а потом — такое упрямство! Однако многое перенял от чукчей и эскимосов этот потомок польских шляхтичей. Дудыкин где-то раскопал, что фамилия «Меленский» числилась среди активных участников польского восстания конца девятнадцатого века, высланных царским правительством в Колымский край.

— Я сейчас ищу людей, которые будут на моей стороне на предстоящих выборах, — откашлявшись, приступил Базаров. — В свою очередь, разумеется, всячески буду поддерживать лояльных ко мне людей на местах.

— А что, есть нелояльные? — в вопросе Меленского звучала усмешка.

— Всякие есть, — вздохнул Базаров. — Особенно среди старых партийных кадров. Короче, среди людей Пэлята. Они продолжают цепляться за старое, хотя уже всем ясно — наступило время коренных реформ, к старому возврата нет.

— Может быть, это и так. — Меленский говорил медленно. — Но это где-то там, наверху. А мы с вами стоим на чукотской земле…

— Кстати, как-то неудобно получается. Я обращаюсь на «ты», а ты ко мне на «вы».