Давно Аркадий не ждал с таким нетерпением наступления весны и лета. Каждый погожий день, когда не выходил на охоту в море, он поднимался на утес Еппын с биноклем и долго обозревал бесконечное белое пространство, стараясь выискать среди нагромождения торосов полыньи, разводья, широкие трещины. Он по-прежнему числился наблюдателем у Михаила Меленского, и плата за это была ощутимой прибавкой к пенсии. Удивительно, как живут пенсионеры в России, у которых нет охоты на морского зверя, рыбалки, побочных доходов? Наверняка потихоньку мрут от голода, безысходности, от чувства ненужности в этом мире, в государстве, где вдруг появилась кучка очень богатых людей. Эти «новые русские» не сделали каких-то сногсшибательных открытий, ничего не изобрели, не получили Нобелевскую премию, не написали великие книги, не получили наследства. Они попросту украли эти богатства. Причем невооруженным глазом видно было, что эти-то люди и стали править Россией, издавать законы в защиту наворованного, которое они стали называть частной собственностью, вошли в президентскую администрацию, в правительство, уселись в кресла Государственной Думы. Раздали ваучеры. Недавно Пестеров увидел эту бумажку в говне в общественной уборной Гуврэльского морского порта. Наверное, за всю историю России народ никогда не был так равнодушен к власти, не презирал так называемых «народных избранников», как нынешних думцев. И правильно сказала Сьюзен Канишеро: «Я думала, хуже советской власти не бывает, а оказывается — бывает…»
Аркадий Пестеров тосковал по ней. Сьюзен часто снилась ему в его объятиях, и он понимал, что влюбился. Понимал всю безнадежность своего чувства, и тем не менее с нетерпением ожидал встречи с ней.
Пока и намека не было на открытое море на горизонте. Пестеров спрятал в футляр бинокль и поднялся с одного из двух валунов. Странное дело, эти два больших камня, покрытые голубоватым, словно шерсть, мхом, никогда не покрывались снегом, и сидеть на них было не холодно. Именно отсюда шаман Млеткын вознесся в Созвездие Печали, покинув земной мир. Материалист Аркадий Пестеров, глубоко впитавший в себя марксизм-ленинизм в Хабаровской высшей партийной школе, не верил в эти сказки, но каждый раз именно на этом месте ощущал присутствие чего-то загадочного, какое-то излучение пронизывающей пространство силы.
Когда он оглянулся, прежде чем спуститься с утеса, то увидел, как белый горностай поднялся на одни из валунов и повернул мордочку в сторону скованного льдом океана.
На южной стене старой школы кто-то выжег, видимо, через увеличительное стекло:
Со старым дробовиком и десятком патронов Пестеров отправился на дальний конец Улакской косы, за домики полярной метеостанции.
В далеком детстве ритуал первой весенней охоты на уток был полон волнующей таинственности. Мальчика будили ранним утром, когда сон был так сладок, полусонного сажали на нарту и отправлялись берегом моря на дальний конец косы. По пути останавливались и приносили жертвы морским богам.
Возвращались поздним вечером. По всему Улаку плыл сытный запах вареного утиного мяса, хорошо накормленные собаки дремали в снежных лежках.
А солнце светило ярко и горячо. Оно лишь ненадолго спускалось за Инчоунский мыс, а потом снова поднималось и с каждым днем набирало силу.
Иногда звонила Сьюзен. Телефон был у Тани Пучетегиной. После каждого разговора Аркадий как-то внутренне подбирался, и тайная надежда зажигалась маленькой искоркой в его сердце.
Он ловил навагу на припае, охотился и изнывал, мысленно торопя природу, чтобы скорее ушел лед.
Наконец очистилось море у старого Нувукана, и два вельбота, поставленные на нарты, отправились охотиться на весеннего моржа. Аркадий, вспомнив, что до пенсии числился в упраздненном совхозе инженером по промыслу, распоряжался, командовал и, наконец, отбыл бить первого моржа в море.
Вернувшись в Улак, он узнал от Тани Пучетегиной, что Сьюзен Канишеро вылетает в Гуврэль, где будет ожидать его.
Однако выбраться из Улака оказалось не так просто. Гражданский вертолет из-за отсутствия горючего не летал. Надежда была только на пограничников. Но для этого надо было ублажить командира заставы и пилота. С командиром заставы Пестеров легко договорился: тот согласился на две пыжиковые шкурки, а летчику был обещан расписанный моржовый бивень.