Чукотский вестерн

Откуда ни возьмись, набежала целая свора злобных собак, значит, деревня где-то рядом. Псы бежали следом за машиной, надсадно лаяли, так и норовили укусить за колёса.

Обезьян с интересом покосился на собак:

– Гляди-ка, какие упитанные. Прям, поросята!

Он резко вывернул руль, раздался громкий визг покрышек, через несколько секунд – собачий визг.

– Что это ещё за фокусы? – рассердился Ник.

– Так ты же своим солдатам запретил охотиться, – невинными глазами посмотрел на него проводник. – А те семеро чалдонишек уже три месяца мясца не видели, пусть уж порадуются, бродяги.

Вышли из кабины, в десяти метрах, в луже крови, лежали две задавленные собаки.

Обезьян подхватил с земли собачьи тушки, передал их сонной Айне, выглянувшей из-под брезента кузова.

Наконец, и в Пыжму въехали: покосившиеся избушки, два серых барака, один из которых сельпо, с десяток чукотских яранг.

Затормозили, чуть не доехав до магазина, не торопясь, с чувством собственного достоинства, вылезли из машины, размяли затёкшие поясницы.

Возле закрытой двери сельпо скромно тёрлись неприметные личности: чукчи разного пола и возраста, несколько откровенных бичей, трое рыбаков в потрёпанных зюйдвестках.

– В чём дело, товарищи? Почему это двери закрыты? – вежливо поинтересовался Ник.

– Так это, обед у них, кушают, – откликнулся один из рыбаков.

Сизый достал из заранее расстегнутой кобуры браунинг, щёлкнул предохранителем:

– НКВД Советского Союза. Даю ровно одну минуту на эвакуацию. Потом начинаю стрелять на поражение. Шементом у меня, собаки Павлова, так вас всех – да во все места…

Народ, даже не оглядываясь, разбежался в разные стороны секунд за десять.

Обезьян постучал в двери, пророкотал добрейшим басом:

– Лидочка Николаевна, открывай! Это я, Леонид, шофёр Петра Петровича…. Открывай, ласточка наша!

Через десять секунд обитая железом дверь приоткрылась, из образовавшей щели выглянул подозрительный карий глаз.

– А это кто ещё с тобой? – поинтересовался недоверчивый голос.

– Так солдатики же. Выпить, понятное дело, хотят.

– Мы взрывчатку, сахар, патроны и тушёнку на Холодный привезли, – козырнул глазу и голосу Ник. – Обратно, в Анадырь, только завтра выезжаем. Вот, думали попариться сегодня в баньке – с устатку, выпить немного. Не сомневайтесь, у нас и деньги имеются, – старательно потряс перед щелью толстой пачкой с купюрами.

Очевидно, последний аргумент оказался решающим, в щели мелькнула пухлая рука, послышался звук вынимаемой из гнезда цепочечной заклёпки, дверь широко распахнулась.

– Проходите, раз приехали, – нелюбезно пригласила пухлая низенькая тётка, облачённая в мятый тёмно-синий халат. Тут же насторожилась: – А куда это все остальные подевались?

– Так нам конкуренты и на фиг не нужны, мы покупатели солидные, оптовые, – совершенно серьёзно заверил директрису Сизый.

Оригинальностью внутренности магазина не отличались: обшарпанный прилавок с лежащими на нём деревянными счётами и стоящим пузатым графином с водой, стеллажи с пакетами, банками и бутылками, на стене – портрет Сталина и толстый настенный календарь.

Ник потянул носом: пахло очень хорошим табаком, точно – не махоркой и не самосадом.

На голове у дородной начальницы размещалась интересная кепочка: прямо бейсболка, по козырьку которой шли совершенно иностранные буковки.

– Меня зовут Лидия Николаевна, – представилась тётка. – А вас, товарищи военные, как кличут?

– Меня – Никита Андреевич, – мягко ответил Ник и хуком справа отправил тётку в глубокий нокаут.

– Что это ты такое творишь, начальник? – искренне возмутился Обезьян.

Ник расстегнул полевой планшет, достал картонную папку с «делом» гражданина Большакова, бросил на стол, сверху добавил справку, пачку денег и, внимательно посмотрев на Обезьяна, криво улыбнулся.

– Всё, Леонид Григорьевич, забирай обещанное и выметайся. Если в ближайшие дни попадёшься мне на глаза – пристрелю. Пшёл вон отсюда!

Обезьян сгрёб в охапку всё, что лежало на столе, включая деревянные счёты, не отрывая от Ника глаз, попятился к выходу, задом толкнул дверь и вывалился наружу.

Сизый усадил всё ещё находящуюся в бессознательном состоянии директрису сельпо на крепкий стул, достал с ближайшего стеллажа моток верёвки, старательно связал пленной руки и ноги, вылил ей на голову полграфина воды, залепил несколько звонких пощечин.

Тётка пришла в себя и испуганно завращала по сторонам круглыми карими глазами.

– Это что – налёт? Деньги в ящики стола возьмите, только, ради Бога, не убивайте…

– Нам деньги не нужны, Торговка. – Ник устало потёр переносицу. – Нам надо знать: сколько сейчас стволов на Жарком ручье? Где посты располагаются? Когда часовых меняют? Пароли? Подходят ли к берегу корабли? Как часто? Когда? Где капитан Курчавый?

– Не пойму – о чём это вы? – директриса явно была не настроена на плодотворное сотрудничество.

Сизый отыскал на стеллаже пассатижи, примерил в руке, несколько раз демонстративно свёл и развёл ручки.

– Туговаты немного, – пожаловался.

– Ничего не скажу, хоть режьте, – отважно заявила Лидия Николаевна.

Айна достала из жестяной коробочки две большие иглы, которые местные рыбаки использовали при изготовлении парусов, равнодушно улыбаясь, подошла к тётке, заглянула ей в глаза.

Тут директрису проняло уже по-настоящему, завертелась на стуле, заверещала тоненько:

– Ой, товарищи, да что же вы творите такое? Я Петру Петровичу буду жаловаться! Он вас всех на каторге сгниёт! Девочка моя хорошая, положи иголочки на место! Не подходи ко мне, мразь чукчанская! Не подходи! А-а-а!

Ника замутило, хотелось закрыть глаза, заткнуть уши и бежать отсюда, не останавливаясь.

– Командир, – понятливо вздохнул Сизый, – шёл бы та на улицу. Погуляй, подыши свежим воздухом, перекури, тут мы и сами управимся…

Ник вышел из душного помещения, уселся на лавочке, закурил.

– Ой, не надо, родимцы! Не надо, я всё скажу! А-а-а! – донеслось через приоткрытую форточку.

Ник выбросил недокуренную папиросу в сторону и отошёл от магазина подальше, к морскому берегу. Уселся на старенький, перевёрнутый дном вверх рыбацкий баркас, стал пересчитывать облака, беззаботно плывущие по северному небу….