Чума

Такой «квартет» в русской истории — на века. Рожь всё более обгоняет остальных, просо выпадает из основного списка. При этом, в конкретных местах-временах вдруг возникают резкие отклонения. Например, в Смоленске XIII в., преобладает рожь, но во второй половине столетия — овёс. Для Батыя? «Овсянка, сэр»?

В Клецке в XI–XII вв. пшеницы 91,6 % всего зерна. В Новогрудке XII в. пшеницы в 4 с лишним раза больше ржи.

Сходно южнее, в лиственно-лесной зоне серых лесных почв: пшеница, ячмень, преобладание ржи. Так же в Суздале XII в. В Старой Рязани в первой трети XIII в. просо, овёс, пшеница, горох и рожь. Последние — 95 % общего количества.

К XV в. производство овса вырастет в 2.5 раза — выйдет на второе место. Одновременно всех продолжит теснить рожь. В XII в. сумма трех яровых культур в 1,5 раза больше ржи, к XV в. — рожь дает зерна больше, чем три культуры вместе взятые.

* * *

Николай вдруг что-то вспомнил, глянул остро на прасола:

— Ты, Софрон, пеньком-то не прикидывайся, сироткой плакаться — не к лицу. Ты расскажи-ка Воеводе про Скородума Муромского.

— Та-ак, господа ближники. А это что за история?

— Да не… ну чё ты? Как оно повернётся… Хто ж знает?

— Давай, Софрон, колись. В смысле: обскажи дело подробненько.

«Дело»… Сработала система. Плюс флуктуации человеческих личностей. Люди… они того — разные. Даже бояре.

Жил в Муроме боярский род, не из «первой руки», но и не из захудалых. Был в нём боярич, прозванный Скородумом за выдающуюся изобретательность во всяческих детских шалостях ещё с младенческих лет. Раз это дитё малое, ещё бесштанное, примотало косы няньки к лавке, где та спала, да заорало на ухо «Пожар!». Баба спросонок вынесла лавкой косяки в тереме и балясины на крыльце.

Будучи порот, обиделся на конюха, что его порол, и в первопрестольный праздник исхитрился нагадить тому в шапку, оставленную при входе в церковь. Да так, что тот одел и не заметил. Всю дорогу принюхивался, никак понять не мог откуда смердит. Увидел только когда уже в усадьбе перед господином кланялся.

Наказывали, но без толку. Поморщившись, почесав «расписанную» спину, он тут же начинал соображать новую каверзу. Вроде козы, которую затащил в кровать старшего брата, взамен ожидаемой тем дворовой девки.

«Ребёнок рос резов, но мил…».

Детские шалости становились всё взрослее. Родители уж и женить его собрались, в надежде, что семейная жизнь заставит оболтуса остепениться. Увы, Скородум был третьим сыном, доля в наследстве ему светила малая, а уж при таком норове… Выдавать дитя своё за эдакое «счастье», да ещё и нищее… никто из Муромских вятших не рвался.

Тут — Бряхимовский поход. Семейство боярское пошло воевать. Старшие братья сложили головы. Израненный, сразу постаревший отец решил спешно оженить последнего сына. Дабы «роду не было переводу». Сынок крутил носом, забавлялся-дурачился. Так, что свахи из терема бегом бежали, ругаясь нещадно.

Тем временем Живчик из Мурома перебрался в Рязань и потребовал к себе своих бояр. Скородум оказался в Пронске «городовым боярином». В городах (крепостях) он не понимал ничего, но кому-то нужно присматривать. Чтобы ров чистили, прясла да башни подновляли.

Муромские бояричи, после репрессий Живчика в Рязани, пользовались успехом у местных боярышень. Точнее: у их родителей и братьев. Сидеть в вотчинах, в опале никому неохота. А женишок, глядишь, и подскажет князю, поспособствует получить «хлебное место». Скородум выпендривался на местном «рынке невест» и продолжал шутить. Вскоре и здесь свахи стали его обходить.

«Ну у вас и шутки. Все взрослые и все глупые».

В Пронск поставили нового батюшку — выгнанного мною из Мурома Елизария. Грек был сперва полон злобы. Но поняв, что ни епископ, ни князь его защищать не будут, охолонул. Видя успехи мои в делах торговых (через Пронск идёт основная часть местной торговли со Степью) стал говорить уважительно. Не от отношений дружеских, как сложилось у меня с Ионой Муромским, а из опасения вновь попасть под каток большой и непонятной силы «Зверя Лютого».

Скородум, не смотря на свои вечные шалости, а, может, благодаря им — шутки над окружающими требуют наблюдательности, такое отношение заметил.

Доводилось ему и Николаем встречаться, и при разговорах с Софроном присутствовать. Пересекался с Алу, заметил особенное отношение половцев из орды старого Боняка к Всеволжским.

Ссоры между людьми русскими и половецкими — явление постоянное. Разделённые языками, верой, обычаями соседи всегда находят повод для свары. При том, что с обоих сторон есть и побратимы, и родственники. Калауз, например, выгнанный как-то Боголюбским, бежал к половцам, у самого Боголюбского кыпчаки служат, вместе с суздальскими, рязанскими и муромскими в походы ходят.

Одновременно весьма распространена «исконно-посконная» взаимная неприязнь. Русские не любят «поганых», степняки презирают «землеедов».