Чума на оба ваши дома

— Вспомни, что я тебе говорил, — прошептал он. — Здесь действуют силы, о которых ты и представления не имеешь. Если не подчинишься, твоя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

— А теперь, — продолжил прелат, овладев собой, — я потребую от всех присутствующих здесь дать клятву, что вы будете вести себя так, как я посоветовал. Мастер Уилсон?

Епископ протянул руку, и Уилсон медленно встал со скамьи. Он опустился на колени и взял протянутую руку.

— Клянусь всем, что для меня свято, сделать все возможное, чтобы спасти колледж, университет и доброе имя короля от бесчестия. Я никому не расскажу о событиях прошлой ночи ни слова, кроме того, что советуете вы.

Он поцеловал печатку епископского перстня, поклонился и, не оглядываясь, вышел из зала. Впервые за время их знакомства Бартоломью стало жалко Уилсона. На мастера вполне очевидно ложилась вся ответственность за события прошлой ночи и труднейшая задача сделать так, чтобы нагромождение епископских измышлений было проглочено за пределами колледжа.

Епископ впился взглядом в Суинфорда, тот поднялся и принес точно такую же клятву. В голове у Бартоломью царил полнейший сумбур. Как может он дать подобное обещание? Это стало бы предательством сэра Джона, Августа, Пола и Монфише. Расписаться в том, что он, один из самых сведущих врачей в стране, не сумел отличить живого человека от мертвеца! Бартоломью увидел, как Суинфорд отошел и на его место кинулся Элкот. Что он в силах сделать? Быть может, он уже подписал себе смертный приговор у епископа или у какой-то из тех сил, о которых предостерегал его Элфрит.

Элкот отошел, и вперед выступил Уильям. Элфрит сжал его локоть.

— Ты должен принести эту клятву! А не то не доживешь до конца дня! Сделай это ради колледжа, ради сэра Джона!

Он умолк — епископ дал ему знак приблизиться. Майкл придвинулся к Бартоломью, глаза на пухлом лице были испуганные.

— Ради бога, Мэтт! Никому из нас это не нравится, но ты подвергаешь опасности всех нас. Ты что, хочешь, чтобы тебя сначала повесили, потом утопили, а потом четвертовали в Смитфилде?[23] Да дай ты эту несчастную клятву! Больше от тебя никто ничего не требует. Ты можешь уехать, пока эта заваруха не уляжется.

Вперед выступил Абиньи. Пальцы Майкла причиняли боль.

— Отказ будет равнозначен измене, Мэтт. Я понимаю твою точку зрения, но она будет стоить тебе жизни, если станешь упорствовать!

Он поднялся, повинуясь знаку епископа, произнес клятву и вышел. Бартоломью размышлял над тем, что все его коллеги, похоже, страстно желали, чтобы он дал епископу клятву. Интересно, это беспокойство о нем или же у них есть другие, более зловещие причины желать его молчания о смертях в Майкл-хаузе? В профессорской было тихо. Епископ и Бартоломью смотрели друг на друга.

Внезапно епископ щелкнул пальцами, и в единый миг пергамент был убран, чернильницы закупорены, а перья спрятаны. Писцы безмолвно удалились, оставив епископа наедине с врачом.

Бартоломью ждал — и изумился, когда прелат тяжело опустился за один из столов и обхватил голову руками. Немного погодя он поднял глаза — лицо у него было в морщинах, посеревшее от забот — и сделал Бартоломью знак сесть рядом.

— Я так погрузился в интересы церкви и закона, что упустил одну вещь, — сказал он. — Я знаю: то, о чем я вас прошу, с одной стороны, неправильно, и все же с другой — совершенно правильно. Все крутится вокруг мора. Вы слышали новости? В Авиньоне Папе пришлось освятить Рону, потому что на кладбищах уже не хватает места. В Париже мертвые лежат, источая зловоние, в своих домах и на улицах, потому что хоронить их некому. Деревни по всей Европе обезлюдели. Многие крупные аббатства и монастыри потеряли больше половины своих братьев.