Чумная экспедиция

Устин каялся неожиданно буйно. Хотя всадникам и в епанчах поверх мундиров было не жарко, дьячок сидел в одной лишь рубахе и босой. Но не всякий мимоидущий обыватель понимал, чего от него хочет этот странный человек, навзрыд именующий себя недостойным милости и извергом рода человеческого, однако же протягивающий руку за подаянием.

Похоже, Устин и голодал нешуточно - его обычная округлость начала сходить с тела.

Архаров подъехал поближе.

– Устин, кончай дурью маяться, - сказал он. - Простынешь, подхватишь горячку. Иди лучше в храм грехи замаливать. Все равно тебе тут никто ничего не подаст.

– Я не достоин быть в храме Божием, - отвечал Устин.

Архаров только рукой махнул и поехал прочь.

Наконец в один прекрасный день прошелестела из уст в уста новость: похоже, гвардию собираются отправлять обратно в Санкт-Петербург! Это был подлинный праздник, офицеры ожили, Матвей примчался их поздравлять и напоил Бредихина до того, что оба были обнаружены в леднике спящими. Как не поймали горячку - одному Богу ведомо.

Вечером Никодимка, которого Архаров уже терпел почти без взлетов срамного красноречия, заглянул в гостиную и сообщил, что их милости Николаи Петровичи ожидаются на улице их милостями подпоручиками Тучковыми, а почему на улице - того он знать не может.

Велев Фомке взять фонарь, Архаров вышел. За ним поспешил и Никодимка.

Оказалось, у мортусов хватило наглости под покровом ранней темноты дойти от Зарядья до Остоженки. Они ждали Архарова в том переулке за особняком, который в народе все чаще называли теперь Еропкинским. Встали мортусы подальше от особняка - чуть ли не на углу Пречистенки. С ними почему-то был и Саша Коробов. А впереди стоял Левушка Тучков.

Архаров посмотрел на них - и ничего не сказал.

– Послушай, Архаров! - не просто обычным своим звонким, а прямо звенящим голосом объявил Левушка. - Что-то надобно предпринять! Нельзя их возвращать в тюрьму!

– А что тут предпримешь… Я не суд, отменять судебные решения не могу. Хотел бы, а не могу.

– Можешь!

– Ты умом тронулся, Тучков. Поди, сунь башку в холодную воду.

Левушка собрался было выпалить еще какую-то нелепицу, но удержал Клаварош, стал ему что-то успокоительное толковать по-французски.

– Я уже говорил о вас с его сиятельством, - сказал Архаров мортусам. - Имеется сильное противодействие в лице его превосходительства господина Волкова. Сейчас толковать об этом бесполезно. Не время.

– Как мародеров ловить - так время! - возразил буйный Левушка. - И как убийц митрополита брать - так время!… Архаров, ты же можешь! Он же тебя послушает! Ты ему убийцу сыскал!…

– Говорил уже, - буркнул Архаров. - А то ты не знаешь… И про Устина Петрова говорил.

– И что сказал?

– Что сидит у Варварских ворот с прочими нищими, набирается там блох и святости, совсем отощал. Ты его видел?

– Мы с Коробовым ему поесть носили, так прочей нищей братии роздал, - доложил Левушка. - И что же граф?

– А ничего. Не до нас ему. Он уж душой в Петербурге, сам знаешь в чьей компании. Пойдем, - сказал Левушке Архаров. - Шастаешь Бог весть где, тебя сюда не для того посылали. А вы, молодцы, тоже ступайте. От того, что вы допоздна тут шататьтся станете и вас, Боже упаси, признают, никому лучше не будет.

– Сам ступай, - огрызнулся Левушка. - А я - с ними.

– Не валяй дурака, Тучков. Гони их на бастион и дай им выспаться. Им за работу браться. Не поедешь ведь ты заместо них на фуре с крюком.

– Поеду!

Архаров вздохнул - коли Тучков заупрямится, лучше не тратить слов и оставить в покое. Точно то же было, когда часами лупил по клавикордам. И примерно то же - когда поселился в зале у полкового фехтмейстера.

– Пойдем, Сашка, - позвал он Коробова.

Но и тихоня Коробов воспротивился - меленько так помотал белобрысой головой и остался с мортусами.

Все они смотрели на него и ждали.

Тогда Архаров встал против этой шалой братии, расставив крепкие коротковатые ноги, и внимательно, сколько позволял вечерний полумрак, вгляделся во все лица, кроме разве что изуродованной Ваниной хари - тот уже напялил колпак с дырками для глаз.

Ничего себе приятное общество…

Федька - нечаянный убийца.

Клаварош - мародер.

Тимофей. Сказывали, грабитель с большой дороги. Похож.

Никодимка?… Сожитель-то чего вдруг среди колодников замешался?… Хотя Марфин сожитель кем угодно оказаться может, на то она и Марфа.

Демка. Шварц утверждал, что бывалый вор, по-байковски - клевый шур.

Тот сивый мортус, что так бешено дрался в ховринском особняке. Сергейка Ушаков?

Другой, беловолосый, - три клейма на щеках и на лбу, три буквы в вершок высотой, образующие слово «ВОР». Чкарь, или как его?

Ваня. Каторжник. Совесть, по мнению Шварца, чернее преисподней.

Рыжий Яшка-Скес. Умелец по карманной части.

Кругломордый Михей Хохлов - взят за ограбление церкви, не более, не менее…

Харитошка-Яман, тоже, видать, грешник препорядочный.

Все они дрались в ховринском особняке, как черти. И себя не щадили.

Архаров подумал и хмыкнул.