Чумной поезд

— Сначала я все списал на случайности, — признался он. — И хотя не особенно вам доверял, товарищ генерал, но и обвинять без повода вас не хотелось бы. Теоретически, конечно, кто-то из воронежских врачей мог бы действительно отправить письмо в Москву о том, что циклосульфон вкололи больному, который без сознания, то есть без его письменного согласия. Но, взвесив ситуацию, я усомнился в этом. Во-первых, ни у кого на это не было мотива. Всем в Воронеже, включая Шиловскую, выгодно как можно быстрее победить болезнь, с как можно меньшими потерями и чтобы об этом поскорее забыли. А тут такой скандал. Смысл? И хотя люди способны делать гадости и без особых на то мотиваций, я поставил себе в голове галочку. Во-вторых, при мне Наталья никому не говорила название препарата.

— На совещании я его тоже не озвучивала, — кивнула она.

— И получается, что первым название «циклосульфон» услышал Кочергин, а затем и вы, — заявил Пичугин. — Когда Наталья рассказала о его разработке и о надобности в кислоте. Я еще тогда подумал, чего это Кочергин так интересуется отношениями между Натальей, Олейником и Думченко? Несколько раз уточнил, насколько она им доверяет. И, заметив ее неуверенность, передал вам, думаю. От него же вы узнали, что препарат экспериментальный, а затем выяснили, все ли из заразившихся медиков подписали согласие на введение циклосульфона.

— Герасименко отказался категорически, — сообщила Наталья.

— И вы, товарищ генерал, дозвонившись до Герасименко, как-то мотивировали его написать соответствующую жалобу в Москву, в Росздравнадзор, — с уверенностью добавил Пичугин. — Вам-то точно не могли отказать в возможности телефонного разговора.

— Но зачем? — удивилась Евдокимова.

— Чтобы загнать тебя в угол, — пояснил Олег. — Что весьма не просто. Ты ведь ничего не боишься. Ничего, кроме одной малости. Остаться ненужной, недоделать, не завершить, остаться без любимой и важной для тебя работы. А вы, товарищ генерал, безусловно, переворошили документы, характеризующие Наталью, и поняли это. Поняли, что у вас есть единственный рычаг воздействия на нее.

— И давно вы пришли к таким выводам? — с мрачным видом спросил Трифонов.

— Сразу, как только получил от Наташи СМС, что она не смогла найти входящий номер письма Олейника.

Трифонов опустил взгляд и почесал кончик носа.

— Это тут при чем? — удивилась Наталья.

— А я вам сейчас фокус покажу, — произнес Пичугин с кривой усмешкой. — Вангую я, что номера не оказалось там, где он точно должен был быть.

— Ну да… — осторожно подтвердила Евдокимова. — В журнале был вписан только исходящий, а входящий курьер забыл вписать.

— Забыл? — Пичугин в упор посмотрел на генерала, но тот отвел взгляд. — Я уверен, что он не забыл. Его вежливо попросили этого не делать до вечера или до понедельника. Это ведь пустая формальность. Кому может он понадобиться?

— Но зачем? — все еще не понимала Наталья.

— Для того, чтобы сломить тебя психологически. Этот номер вообще, по сути, ни для чего никому не нужен. Письмо или есть, или его нет. Кто-то, конечно, мог бы его придержать в своих целях или даже выкрасть, но исходящий номер-то есть! Олейник выздоровеет и подтвердит не только отправку, но и то, что ты действовала по его распоряжению. И все обвинения следствия, и без того шитые белыми нитками, превратятся в пшик. И не только! Начнется разбирательство, куда письмо делось и кто виноват в том, что оно не попало куда следует. Полетят головы, но среди них твоей головы не будет. Понимая это, товарищ генерал, вам пришлось создать у Натальи иллюзию безысходности, потому что до самой безысходности было далеко. И вот, когда она впрямую попросила у вас помощи, вы рекомендовали ей сделать только одно, бессмысленное, по сути, действие. Узнать входящий номер. Прекрасно зная, что она его в журнале не найдет. Ты ведь была уверена, что это просто?

— Конечно, — согласилась женщина. — И когда его не оказалось, это меня действительно несколько деморализовало. А еще то, что не пустили на работу. Ощущение ненужности…

— Именно.

— Потом еще следователь…

— А потом, без всяких пауз, приезжаю я и передаю приказ прибыть к Трифонову, — добавил Пичугин. — И ты уже полностью готова на все, потому что тебе, в твоем представлении, терять уже нечего. Но так ли это на самом деле? Стоит Олейнику узнать, что происходит, и вся эта выстроенная иллюзия растает, как утренний туман на рассвете.

При слове «рассвет» Трифонов вздрогнул, и это не укрылось ни от Натальи, ни от Олега. Что-то мощное, на уровне подсознания, было у Трифонова ассоциировано с этим словом.

— Что с Василием Федотовичем? Он жив? — Наталья глянула на генерала в упор.