Чумные ночи

Миновав столь любимую романтически настроенными художниками Каменную пристань, такую живописную на фоне черно-белых горных пиков, бронированное ландо въехало в квартал Ташчилар и остановилось у садовой калитки бедного домика, одной из выстроившихся в ряд лачуг. Сотрудник Надзорного управления, сопровождавший Бонковского и его помощника, сообщил, что здесь живут молодые люди, мусульмане, три года назад бежавшие с Крита. Их трое (точнее, было трое до недавнего времени), кормятся они случайными заработками в порту, где всегда нужны грузчики, но зачастую просто шатаются без дела там и сям и, поморщился сопровождающий, причиняют неприятности господину губернатору, который по доброте душевной предоставил им это жилье.

Три дня назад один из молодых людей умер. Вчера занемог другой. Его терзала мучительная головная боль, время от времени сотрясали конвульсии, но организм не сдавался. В Измире умирали двое из пяти заболевших. Но были и такие, кто, подхватив заразу, не заболевал вовсе или переносил болезнь легко, почти не обращая на нее внимания. Доктор Илиас подумал, что молодого человека, возможно, удастся спасти, и приступил к лечению.

Первым делом больному сделали укол жаропонижающего. Потом с помощью мужчины, которого молодые люди называли дядей, сняли с него одежду из выцветшей желтой ткани. Доктор Илиас произвел тщательный осмотр, однако ни под мышками, ни в паху, ни на внутренней стороне бедер бубонов не обнаружил. Тогда он окунул пальцы в дезинфицирующую жидкость и ощупал пациента, но ни в подмышках, ни на шее не обнаружил ни уплотнений, ни болезненных мест. Врач, не знающий об эпидемии, ни за что не поставил бы диагноз «чума», хотя больной бредил, пульс его частил, кожа высохла от жара, а глаза покраснели.

Бонковский-паша заметил, что за ним очень внимательно наблюдают. По лицам юношей было видно, что после кончины товарища они отчаянно боятся умереть, но Бонковского это устраивало, поскольку он знал, что лишь страх смерти заставляет людей прислушиваться к советам карантинного врача. Он только не мог взять в толк, почему эти юноши, горячо желавшие, чтобы к ним пришел доктор, продолжали пользоваться вещами покойного друга.

На самом деле и жителям этого дома, и всем обитателям острова Мингер требовалось дать лишь один совет. «Бегите, спасайтесь!» – хотелось закричать Бонковскому. От врачей-европейцев он слышал, что в Китае чума унесла десятки тысяч жизней, а в некоторых местах целые семьи, деревни, племена полностью вымирали за считаные дни, не успев даже понять, что происходит. И теперь ему было страшно, что такая же катастрофа разразится на этом замечательном, тихом острове.

Он понимал, что чума успела угнездиться в Арказе и теперь незаметно распространяется по городу. В этом доме, например, ее уже не истребить даже распылением обеззараживающей жидкости. Требовалось другое: выселять из зараженных домов всех жильцов, а если не захотят уходить – поступать так же, как делали сотни лет назад: безжалостно заколачивать двери, оставляя упрямцев внутри. Там же, где зараза свирепствует, поражая всех подряд, следовало прибегать к древнему и надежному способу – сжигать дома со всем скарбом, что в них находится.

После полудня они посетили квартал Чите. У подмастерья цирюльника, паренька четырнадцати лет от роду, бубоны были и на шее, и в паху. Когда у мальчика начинались приступы головной боли, он так страшно кричал и корчился, что его мать заливалась слезами, а отец каждый раз в отчаянии выбегал на задний двор, а потом, не выдержав, сразу возвращался. Очень не скоро Бонковский понял, что старик, лежащий на тахте в соседней комнате, тоже болен. Но на старика никто не обращал внимания.

Доктор Илиас вскрыл твердый, но еще не распухший бубон на шее мальчика, продезинфицировал ранку, и тут отец больного поднес и прижал к телу сына бумажку с какой-то надписью. Бонковскому не раз случалось видеть, как во время эпидемий охваченные ужасом люди ждали помощи от таких бумажек с молитвами. Встречались ему и христиане, которые уповали на целительную силу подобных талисманов, полученных от своих священников. Выйдя из дома, Бонковский-паша спросил провожатого, кто распространяет бумажки.

– Самый почитаемый у нас на острове ходжа, в силу молитвы и дыхания которого все верят, это, конечно, Хамдуллах-эфенди, шейх текке[41] Халифийе, – ответил сотрудник Надзорного управления. – Однако он, в отличие от некоторых самозваных шейхов, не всякому, кто приходит к нему с деньгами, дает бумажку с молитвой. Есть хитрецы, которые подделывают его амулеты. Эти бумажки, должно быть, их рук дело.

– Стало быть, люди знают о чуме и принимают меры?