Чумные псы

– Раф! – позвал терьер. – Раф! Они вырвали все рододендроны и оставили одних червей. О, мячик ты мой, мячик, как здесь темно! Осталась лишь одна звезда, она светит мне прямо в пасть. Знаешь, Раф, мой хозяин…

Черный пес вскочил, одновременно с этим автоматически отключилось поступление кислорода через трубку. С оскаленными зубами, сверкающими глазами и болтающимися ушами, пес отшатнулся к своей конуре, зашуршал соломой и грозно залаял, словно его со всех сторон окружали враги.

– Раф! Раф! Р-р-р-р-аф!

Лая, пес резко поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, лихорадочно пытаясь определить, откуда исходит угроза.

– Р-р-р-р-аф! Раф! Раф!

Остальные собаки принялись обмениваться мнениями.

– Задал бы я тебе трепку, кабы мог добраться до тебя!

– Эй ты, заткнись!

– Думаешь, тебе одному опостылело это проклятое место?

– Да оставят нас когда-нибудь в покое?

– Гав! Дурак тот пес, который хочет стать волком!

– Эй, Раф! – быстро заговорил терьер. – Раф, ложись, пока не приехал грузовик… То есть пока листья не вспыхнут! Вниз, вниз, я спешу к тебе! Успокойся, я скоро буду.

Раф гавкнул еще разок, дико оглянулся и медленно опустил голову, затем подошел к сетке и принялся обнюхивать прижатый к ней с другой стороны черный собачий нос. Вскоре большой пес улегся и стал тереться своей крупной лохматой головой о металлическую стойку. Постепенно шум в продуваемом сквозняком блоке стих.

– Ты пахнешь железной водой, – сказал терьер. – Ты снова был в железной воде, так я говорю и так я зрю, тю-рю-рю…

Последовала долгая пауза.

– Вода, – произнес наконец Раф.

– Ты пахнешь, как вода в моей миске. Там такая же? Во всяком случае, на дне там грязно. Я чую это, даром что башка у меня в железной сеточке.

– В чем там у тебя башка?

– Я говорю, у меня башка в железной сеточке. Туда ее белохалатники засунули.

– Когда же это? Что-то я ее не вижу.

– Само собой, – сказал терьер таким тоном, словно отметал в сторону какое-то глупое возражение. – Ты ее и не увидишь.

– Вода, – снова произнес Раф.

– А как ты выбрался? Ты что, выпил ее? Или ее высушило солнце? Как?

– Не помню, – ответил Раф. – Выбираюсь… – Он уронил голову на солому и принялся вылизывать переднюю лапу. Затем, помолчав, сказал: – Выбираюсь как-то… Только вот не помню как. Наверное, меня вытаскивают. Чего ты ко мне пристал, Шустрик?

– Может, ты как-нибудь еще не совсем выбрался? Может, ты все-таки утонул, а? Мертвые мы… Мы никогда не рождались… Жила-была мышка, и пела она песенки… Я искусан до мозгов, и все время дождь, дождь… Этим глазиком не видно…

– Ты, Шустрик, совсем психованный стал! – огрызнулся Раф. – Да жив я, жив, тебе говорят! Вот откушу тебе сейчас пол морды, сразу поверишь.

Шустрик едва успел отдернуть голову от сетки.

– Да уж, я, конечно, психоизменяюся, дико извиняюся… Дорога… там это случилось… она черно-белая, как и я…

Шустрик умолк, Раф перевернулся на другой бок и застыл неподвижно, словно вновь лишился сил.

– Вода… – пробормотал Раф. – Только не вода. Только не завтра… – Тут он открыл глаза, вскочил как ужаленный и завопил: – Белохалатники идут! Белохалатники идут!

На этот раз никто в блоке протестующе не залаял, ибо подобные вопли раздавались тут слишком часто, чтобы обращать на них внимание.

Тем временем Шустрик вновь подошел к сетке, а Раф сел и посмотрел на соседа.

– Когда лежу с закрытыми глазами, вода так и подкрадывается. А откроешь глаза, и нету ее!

– Это как радуга, – сказал Шустрик. – Она растворяется… я как-то видел. Мой хозяин бросил палку, и я побежал за ней по берегу реки. Это было так… Ты и представить себе не можешь! – Помолчав несколько мгновений, он продолжил: – А почему ты не растворился? Тогда они не могли бы снова бросить тебя в воду.

– Вечно ты болтаешь о своем хозяине, – проворчал Раф. – У меня вот никогда не было хозяина, но я не хуже твоего знаю собачье место.

– Послушай, Раф, нам нужно перебежать дорогу. Успеть перебежать, пока…

– Собака все стерпит, – резко оборвал соседа Раф. – Что бы ни велел человек, собака никогда не откажется. На то она и собака. Стало быть, если говорят – вода, то есть иди, мол, в воду, я иду… – Поеживаясь, он понурил голову. – Но знаешь, не могу я больше видеть воду эту…

– Интересно, куда потом сливают воду? – полюбопытствовал Шустрик. – Дело темное. Наверное, слив забило палой листвой. А лапу дворняжкину – не иначе как съели на ужин. Я вот вчера спросил ее во дворе, но она сама не знает. Проснулась, говорит, а лапы-то и нет. Говорит, видела во сне, что ее привязали к каменной стене, а та и упала на нее.

– Собаки для того и есть, чтобы делать то, что нужно людям. Я и без хозяина это чую. Люди ведь знают, что делают. Как же иначе? Значит, так надо. Людям лучше знать.

– Вот незадача, даже кость тут не зароешь, – сказал Шустрик. – Я уже пытался. Бесполезно, слишком твердо. А башка у меня все трещит и трещит. Ничего удивительного – у меня в ухе шумит сад. Ясно слышен шелест листвы.

– Только не могу я снова в воду, – сокрушенно сказал Раф. – С ней не подерешься. – Он принялся расхаживать вдоль сетки. – Пахнет железом…