— Извините, если не в свое дело лезу, — несколько неуверенно проговорил репортер, пока мистер Вуд с трудом переставлял по песку загипсованную ногу. — Только вам сейчас, вероятно, какая-то помощь не помешала бы? Я не знаю, куда вы хотите, обратно в больницу или домой, но…
Надоеда и Рауф по пятам следовали за ними.
— Кто-то же должен позаботиться об этих собаках, — с усилием делая очередной шаг, сказал мистер Вуд. — Я, по крайней мере, попытаюсь…
— Да вам самому сиделка нужна! — воскликнул Дигби Драйвер. — А то как бы дело не кончилось портретом в траурной рамочке! Знаете, я тут подумал… Мне всяко придется на несколько дней задержаться в ваших местах. Начать с того, что обо всем связно написать надо… ох, воскресные газеты с руками оторвут… Так вот, если вы не против, я бы остановился у вас и заодно помог хоть как-то разобраться с делами. В смысле, если вы не возражаете против треска пишущей машинки и каких-то телефонных звонков… с оплатой на том конце, разумеется…
— Буду очень благодарен, — сказал мистер Вуд. — Но вы уверены, что вас это не затруднит?
— Абсолютно! — улыбнулся журналист. — По правде говоря, мне уже много лет до такой степени не хотелось встать на чью-то сторону! Много лет!.. А что касается министра… я ему такой член покажу… будет выглядеть еще глупее того козла Бойкотта, зуб даю!
И вот мистер Вуд кое-как устроился на заднем сиденье «Толедо», и Надоеда, по обыкновению, вскочил к нему на колени, а Рауф занял пока еще непривычную позицию у ног. Машина тронулась, и некоторое время все молчали, силясь переварить окончание таких долгих невзгод. Только Дигби Драйвер еле слышно хихикал, крутя руль.
— «Сногсшибательная сцена на побережье», — бормотал он себе под нос, прикидывая, каким может стать заголовок. — «Заместитель министра обращен в бегство»… С эксклюзивными фотографиями… Если бы не прозорливость и бдительность «Лондонского оратора», среди песчаных дюн природного заповедника Дригг могла разыграться сцена ужасающей несправедливости… Не далее как вчера так называемые Чумные Псы, а на деле — ни в чем не повинные четвероногие жертвы современной охоты на ведьм, устроенной бюрократами из Уайтхолла…
— Рауф?..
— Ну?
— Ты ведь вроде хотел остаться с тем человеком в резиновых сапогах?
— Не знаю. Может, и хотел… Только я решил, что лучше уж я останусь с тобой, Надоеда. За тобой присмотр нужен, а за ним — нет. Да и человек твой, по-моему, ничего… Знаешь, а я и не представлял, сколько на свете, оказывается, хороших людей! Правда, на этом Собачьем острове все по-другому, не так, как там, где мы раньше были? Как же здорово, что мы сюда все-таки добрались! Пожалуй, я тут еще научусь кое-чему…
— Похоже, славно мертвыми быть, — сказал Надоеда. — Кто бы мог подумать, верно? Теперь Надоеда всегда будет хорошим псом. И Рауф, если уж на то пошло, — тоже хороший пес…
И вот берег опустел окончательно. Только чайки кружатся да несколько чернозобиков бегают по самой кромке воды. Ветер успокоился, а с ним притихли и волны, и можно рассмотреть, как ныряет гагарка. Острые лезвия мечеподобного тростника обвисли, касаясь песка, и сквозь образованные ими арки видно небо, темнеющее на востоке. Сейчас эти листья так же неподвижны, как и корни, пронизавшие песок. Подальше от берега, там, где эти корни успели превратить рыхлую землю в более прочную и плодородную почву, тростник уступает место густой пушистой траве.
Прилив, пузырясь, с шепотом наступает на берег, волна сменяет волну, и на песке постепенно исчезают следы Рауфа и Надоеды, Дигби Драйвера и сэра Питера Скотта… Скрываются даже безобразные колеи, оставленные колесами отступавшего лимузина.
Как раз перед тем, как прилив достигает наибольшей высоты, чайки все сообща снимаются с места. У дельты, образованной слиянием трех рек, они поворачивают в глубь суши и начинают набирать высоту. Теплые воздушные потоки несут их над Рэйвенглассом, через Манкастер-Фелл, вдоль Тарахтелки, вьющейся по Эскдейлу… Там, в вышине, еще не село солнце — оно только-только опускается позади острова Мэн, но внизу, в ранних сумерках зимнего вечера, уже начинает собираться туман. Он покрывает Морщинистый кряж и одинокую вершину Грейт-Гейбла, кутает каменистый хребет Миклдора и длинное южное плечо Скэфелла, он наползает низинами, скрывая перевал Хард-Нотт-Пасс, Камень трех графств и журчащий между ними ручей Кокли-Бек. Становится все темней, но далеко на востоке, за Доу-Крэгом и Леверс-Хаусом, светятся в ночи огоньки Конистона. А еще дальше мерцает озеро — полоска тусклого серебра в почти невидимых берегах…