Чумовая ночь под Рождество

— Софочка, ты же знаешь, что я не употребляю, но сегодня... — начал оправдываться Иван Иванович, пытаясь приподняться. Ванна была скользкой, и у него ничего не получалось, поэтому бедному Бобрику пришлось перевернуться и встать на четвереньки. — Но сегодня непредвиденные обстоятельства совершенно выбили меня из колеи, — пыхтя, точно паровоз, продолжал говорить он. — Я абсолютно деморализован и, пойми меня правильно, я...

— Лучше замолчи и ничего не говори, иначе я не знаю, что с тобой сделаю! — рявкнула жена. — Видела я эти твои обстоятельства. А еще директор пансионата!

— Так ты уже все видела? — опешил Бобриков, продолжая стоять на четвереньках.

— Представь себе, имела такое счастье, — подбоченилась супруга. — Как же ты допустил такое безобразие, да еще прямо, можно сказать, на рабочем месте? Как ты мог? Ты же руководитель!

— А что я мог сделать, Софочка? Я сообразил, чем это для меня может закончиться, когда все уже произошло и ничего нельзя было изменить.

— Как... как произошло? — икнула та, таращась на мужа растерянными глазами. — Ты хочешь сказать, что...

— Да-да, дорогая, — зашептал Иван Иванович, принимая наконец вертикальное положение и затравленно оглядываясь по сторонам. — Я хочу сказать, что был совершенно бессилен что-либо изменить. Ты можешь себе представить, каково мне было? О, боже, что я испытал в тот момент! — закатил он глаза. — Я думал, что у меня будет сердечный приступ.

— Могу себе представить, до чего тебе было тяжело, бедненький. И как же я тебе сочувствую! — коброй прошипела Софья Адамовна и со всего маху залепила супругу такую оплеуху, что тот моментально вернулся в прежнее положение. То есть приземлился на дно ванны, да так стремительно, что отбил свои нижние полушария. — Дорогая, что ты делаешь? — всхлипнул Иван Иванович. — Ты же знаешь, что у меня может обостриться радикулит. За что ты меня так?

— Задаром! — что было сил взревела его супруга. — Завтра же развод! Квартира моя, дача тоже на мое имя, так что можешь окончательно прописываться здесь, в этом вертепе разврата, а к порогу моего дома даже не думай приближаться, кобель шелудивый, — и, вылетев за дверь, она так ею хлопнула, что та едва не слетела с петель.

— Что это с Соней? Убей бог мою душу, если я что-нибудь понимаю, — прошептал Бобриков, с недоумением таращась на дверь. — Подумаешь, напился раз в жизни. И в том, что труп в номере, я не виноват, я же его не убивал. Да, я директор, но что я мог поделать?! И вообще, при чем здесь какой-то разврат? Может быть, я еще сплю? Кажется, мне не помешает легкий душ, — вздохнул он и начал откручивать кран с холодной водой.

— Иван Иванович, вы в порядке? — спросил Валерий, осторожно просунув голову в дверь. — Моя помощь не нужна?

— Нужна, очень нужна, — тяжело вздохнул тот и тут же вскочил, как укушенный, с легкостью юноши выпрыгнув из ванной. — О-о-о-о, — задохнулся он, зябко передергиваясь. — Надо же, какая вода холодная, прям ледяная.

— Вот ваш костюм, надевайте и сразу согреетесь, — сказал Валерий, трясясь от смеха. — Только вот мокрые трусы придется снять.

— Опять эти шаровары, — сморщился Бобриков, глядя на одежду, которую подавал ему администратор. — Чего-нибудь поприличней нет?

— Ничего не могу больше предложить, — пожал плечами тот. — Если только раздеть покойника...

— Что ты сказал? Какого покойника? — выпучил глаза Иван Иванович.

— А того, что в этом номере убили.

— Значит, ты тоже про него знаешь? — обреченно вздохнул Бобриков.

— Да уж знаю, — признался Валерий. — Девчонки рассказали.

— Девчонки? Какие еще девчонки? О покойнике знали только Назарова Рита и я!

— Ну, Иван Иванович, вам же известно, что они с Натальей близкие подруги, если знает одна, будет знать и другая, — усмехнулся Валерий. — Ну а уж вдвоем они всe мне рассказали, чтобы в моем лице обрести мужскую поддержку, ведь вы-то... кхе, кхе, были... не в состоянии.

— Вот балаболки, а, — с негодованием проворчал Бобриков. — Ничего нельзя доверить. Я всегда говорил, что с бабами каши не сваришь.

— Да они, может, и не сказали бы мне ничего, только у них не было другого выхода, — встал на защиту подруг Валерий. — Я увидел, что из-под кровати торчит чья-то рука, ну и... Вы уж не ругайте их.

— Что толку ругать, когда все уже сделано? Только вот супруге-то моей зачем рассказали?

— Ей никто ничего не рассказывал.

— А откуда же тогда Софья Адамовна про это знает?

— Что знает?

— Не что, а про кого. О трупе откуда моя супруга знает?

— С чего вы взяли, что она знает?

— Ну как же? Она мне сама только что сказала, что все видела.

— Да нет же, вы ее неправильно поняли, Иван Иванович, — засмеялся Валерий. — Она совсем о другом говорила.

— В каком смысле «о другом»?

— Я вам потом расскажу, а сейчас давайте-ка ,одевайтесь.

— Так, значит, она не знает про труп? Не знает, что здесь произошло?

— Нет конечно! Откуда ей знать?

— Фу, слава тебе господи, — облегченно выдохнул Бобриков, натягивая на себя шаровары. — Убей бог мою душу, ты себе даже не представляешь, до чего она нервная особа.