Чумовой сюрприз для Лондона

— О тебе же забочусь. Чтобы слушал, сознание не терял. Сейчас найду местечко поукромнее и займусь тобой — осмотрю рану, перевяжу…

— А потом будешь принимать решение?

— Да я его уже принял.

— Понимаю, я для тебя обуза — через границу с раной сложно пробираться, но она у меня легкая, я смогу перейти. Мне бы денек отлежаться. Ты не торопись, все обдумай, все взвесь. Есть же бригада в Германии по эвакуации наших.

— Есть такая бригада. Ты хоть раз слышал об их удачной эвакуации? Вот о том, как они мясо консервированное в формалине хорошо эвакуировали, я тебе могу пяток историй рассказать. Даже не знаю, кто мариновал это мясо. Они или прозектор. А те уже потом из похоронного бюро доставляли. Кто там трудится? Одни мажоры. Сидят, «курят бамбук» за государев счет. Боевых операций нет. Так, в обеспечении, в прикрытии, отвлекая внимание полиции, изображая слабоумных гидроцефалов на прогулке.

— Нормальные там ребята трудятся, ты наговариваешь на них. Я с ними общался пару раз.

— Угу.

— Чего ты там гукаешь? Надоел.

— Ты мне скажи, как стальные баллоны, обложенные льдом, себя чувствуют?

— Нормально себя чувствуют.

— Ты их осматривал?

— Угу.

— Они целые?

— Угу.

— Хватит передразнивать. Говори толком.

— Получи то, что заслужил.

— Скажи просто. Баллоны целые? Нет угрозы утечки этой отравы в атмосферу?

— Да целые, целые. Понимаю так, что если бы эти баллоны были у тебя, так ты бы меня давно «уволил»?

— Заметь. Не я это сказал. Думаю, что ты и меня не против отправить на покой. Вечный. А?

— У меня было много возможностей. Как, впрочем, и у тебя. Не искушай, демон!

— Ага. Ты еще помолись. Я, в Африке когда был, поневоле массу молитв выучил. Могу научить. Время пока еще есть.

— Сам молись, чудовище! Ишь, обрядился в белые одежды, корчит из себя херувима. Заметь, какой первый слог в этом слове. Думаешь, в рай попадешь?

— А он есть? Рай-то?

— Никто не знает. Никто не возвращался оттуда еще. Что делать будем со свечным заводиком?

— Который отраву делает?

— Именно.

— По большому счету там создать температуру выше пятидесяти градусов, чтобы все вирусы и прочая дрянь сдохла. Заодно и персонал. Компьютеры. Архивы.

— Без «вакуумника» [3]не обойтись.

— Да-а-а!

— Автомашины?

— Желательно наливник.

— Тоже как вариант. Забить канализацию. Вызывают спецов по откачке фекалий. Еще лучше две. Одна с напалмом, вторая с газом.

— Только вот один ранен, второй дышит через раз. И нам нужна санкция Центра. И помощь.

— Уверен, что двойника там нет?

— Я уже ни в чем не уверен.

Мы долго ехали молча.

— Как, командир?

— Терпимо. Но надо рану обработать.

— Сейчас. Найду укромное место.

Припарковал в тени машину. Осмотрел рану. Вид у Потапыча был не очень. Бледный. Крупные капли пота. Его лихорадило. Поднялась температура.

— Ну, что там?

— Есть два пути.

— Первый оставь при себе. Знаю я эти пути. Первый — «пришить», чтобы не мучился. Второй — зашить рану.

— Неинтересно мне с тобой, Шеф. Кровопотеря большая. Задет сосуд. По идее, его здесь не должно быть. Но он есть.

— Штопай.

— Подожди. Надо посмотреть, где пуля.

— Да, я себя ощупывал. Не нашел. Навылет. В общем, не рана, а царапина. Пластырем залепил. Потом к «пластику», чтобы шрам убрал.

Я тем временем ощупывал его. Кровопотеря большая. И вид его мне не нравился. Ему покой на неделю нужен. А у меня его нет… Нет времени… Нужно в Центр передать все, что добыто…

— Ты не сопи. Я вижу — состояние мое тяжелое. Шей! И выкинь из головы мысль отправить меня в расход.

— Да живи ты. Сам напросился. Терпи.

У каждого из нас были нитки и иголка. Обычная нитка, обычная с виду иголка. Только кривая, изогнутая. Ничего страшного. Погнулась. И такой кривой можно пуговицу пришить, а можно и края раны соединить. На себе неудобно и больно, а вот товарищу — без проблем. Нитки стараемся держать где почище.

Беру одноразовый стакан, туда шнапса вонючего. Кидаю нитку и иголку.

— Из горла будешь?

— Что у тебя там?

— Национальный немецкий напиток — шнапс.

— Фу, вонючий.

— Извини, генерал, но рома и коньяка у меня нет. Так будешь пить? Или мне по-живому шить? Пойми, мне-то все равно, может, я даже и удовольствие испытаю от этого. Отомщу за все гадости, какие ты мне делал.

— Кто бы хоть на секунду сомневался, что ты испытываешь удовольствие от этого.

— Ой! Я тебя умоляю! Чья бы корова мычала! Пей давай! А то орать начнешь как роженица. Акушеров в бронежилетах пригласят на курсы кройки и шитья. Они меня покроят, а тебя зашьют. Стрелок из тебя уже никудышный.

Тем временем я прикурил, щурясь от дыма, что попадал в глаза, и накаливал над пламенем зажигалки лезвие ножа.

— Да не дыми ты на меня! Сам же знаешь, что не люблю я этот вонючий дым.

— Не капризничайте, больной! Фимиама нет, чтобы воскурить его. Йода и зеленки тоже нет. Поэтому, мой некурящий начальник, будем останавливать тебе кровь с помощью сигареты.

— Прижигать будешь?

Генерал напрягся.

— Пока нет. Могу лезвием ножа прижигать. А сигареты в ране я тушить не буду. Они у немцев очень дорого стоят. Я твою рану как пепельницу буду использовать.

— Дожился. Дослужился. В рану генерала подчиненные пепел сыплют.