Чумовой сюрприз для Лондона

Но похоже, что теперь надо напомнить ему обо мне. У каждого сотрудника Службы есть свой номер, не тот номер, что у всех военных, такой тоже есть в документах прикрытия. Его я тоже помню наизусть: «Т-488219». А тут иное. Эти номера используются при шифросвязи. Даже когда циркулярно доводятся приказы по личному составу, то упоминается номер. Вернее, часть номера, без последних трех цифр, чтобы нельзя было идентифицировать полностью. И когда расписываешься в ознакомлении или в очередной подписке, что за разглашение «пусть меня покарает суровая рука трудового народа», ставишь подпись и номер. Однажды до меня дошел очередной большой по объему Приказ по изменению задач Организации. Он был уже изрядно потрепан. Видно, что изучали его не формально, как большинство, а с пристрастием. Почерк Заместителя я помню еще со стажировки. Вот и сейчас узнал его размашистую подпись и цифры его личного номера. Их-то я и запомнил. Думаю, что пришло время направить ему шифровку. Лично ему. Перехватить ее имеет право только Директор. С этим делом строго. Адвокат может просматривать шифровки, донесения курируемых подразделений. Например, мне агент шлет информацию, Потапыч, Адвокат, Заместитель, не ставя нижестоящих в известность, имеет право самостоятельно изучить. Точно так, как запросить всю мою переписку с источником В-237/А/1097.

Департамент шифрослужбы подчиняется напрямую Директору, и больше никому. От этого у них всегда молчаливый, горделивый вид. Нос кверху, грудь колесом, взгляд сверху вниз на всех. Не они для Службы, а Организация для них. Хотя… Не стоит делать опрометчивых шагов. Откуда я знаю, что именно думает про меня Заместитель Директора? Это может быть выстрелом в свою голову. Надо успокоиться, собраться с мыслями. Это пионеры и истеричные женщины способны забрасывать шифровки бестолково. Что я могу сообщить?

Факты, как любят говорить в кино, вещь упрямая. Только не в разведке. Есть факт того, что в Дрездене были убиты два агента. Тела их сожжены. Я — в розыске. Генерал ранен, брошен. Информация пропала. Вирус пропал. Сожженная машина с горой трупов. Дешевый шпионский детектив. Выживу — сюжет в Голливуд продам. Пусть Барбара Брокколи отвалит мне много миллионов денег за сюжетную линию.

Нет. В Центр мне не нужно спешить. Ведь тогда Адвокат меня уничтожит за своих детишек сразу, как только я взойду по трапу самолета «Аэрофлота». Воздушная модель — стюардесса — принесет мне стакан воды. Без вкуса и запаха. Я выпью и через тридцать минут тихо усну. Самолет, перелет, обычное дело — спит пассажир. Еще через пятнадцать минут во сне пассажир дернется всем телом. Тоже бывает такое. Это же самолетное кресло, а не родная постель — мышцы затекли, вот и дернулись. Никто не обратит внимания. Бывает. Только по прилете будут будить и обнаружат, что почти весь полет провели с покойником. И меня будет встречать «Скорая помощь». «Скорые» бывают двух типов. Настоящая и от Организации. Первого типа бригада медиков отвезет остывающий труп в морг. Там у Предприятия все «схвачено». И выдадут заключение, что инфаркт или инсульт, мол, сердечная недостаточность, разрыв аневризмы. Тут наши мастаки.

Второй тип бригады — от Профкома. Тогда до морга могут и не довезти. Исчез, и все. Ни дна, ни крышки. И в первом и во втором случаях специалисты из Центрального аппарата внимательно осмотрят тело и вещи. Каждый свежий шрам будет рассмотрен, могут даже и вскрыть, чтобы посмотреть, не вшил ли покойник при жизни микрофильм, как Джейсон Борн. Если понадобится, то в подкожный жир можно поместить небольшое вложение. Тот же микрофильм, карту памяти. Много чего можно спрятать на человеческом теле. И поместить внутрь и вшить под кожу — тоже можно много чего. Человек даже и не представляет, что можно сделать с его телом! Это только лишенные фантазии наркоторговцы используют желудок для перевозки наркотиков. Глупцы! Знали бы они, как можно перевозить эту отраву и не быть пойманными, — так, наверное, я бы стал у них богатым гражданином. Но не буду.

Полудрема, явь, сон, мысли, полусны — все путается в голове. А такого нельзя допустить. Из-за неправильных мыслей делаешь неправильные выводы, совершаешь неправильные поступки, которые ведут к провалу и смерти. И самое главное, что Дело страдает.

По прибытии снял комнату на окраине города в мотеле. Дешевый мотель, много бестолкового народа, с подозрением смотрят на меня. Да и вид у меня не очень. Щетина. Впалые щеки, дышу с трудом. Вещей — маленький заплечный рюкзак да сумка. Непохоже, что чем-то у меня можно поживиться. Одежда поношенная. Похож на скитальца в поисках лучшей доли. Или мужик в бегах от полиции, долгов, алиментов, а пока оформлялся, внимательно рассматривали меня. Спиной чувствовал сверлящие взгляды. Ладно, смотрите, мне неприятности не нужны, тем паче не следует привлекать к себе внимание. Не надо мне это. Самолет только завтра, нужно отоспаться да подумать.