Чунье

– Ладно, хватит… Кроме того, я уже доложил домой о наших успехах, открытиях и так далее. Так что скоро будут.

– Как – скоро будут? Здесь же скоро может ничего не остаться? После сварки? И мы уже не сможем выглядеть как герои…

– Сможем. Я не сказал, что мы сдаёмся и нас надо эвакуировать, я сказал, что здесь много исследовательской работы и мы с ней не справляемся.

– Ну так ещё более-менее, хотя всё равно зря.

– Может быть, не знаю. Я действовал по инструкции. Не одному тебе регламентом прикрываться. Я обнаружили что-то новое? Обнаружил! Я должен об этом сообщить? Должен, сообщил. Я должен о них заботиться, печально поправлять подушки? Нет, я не сторож брату моему…

– Да-а, – задумчиво протянул Бен-Альтаир, – а с виду такой хороший мальчик. Внешность бывает обманчива.

– Инструкция! – Нехай выразительно постучал себя пальцем по лбу.

– Всё равно… Я когда-то ехал в электричке. Через проход от меня сидела молодая парочка, а напротив них бабушка. Знаешь, такая… божий одуванчик, ей бы только играть милых старушек в рекламе. Вся такая чистенькая, причёсанная, глазки голубые – ласковые-ласковые, носик маленький, на нём очки аккуратненькие, ручки натруженные, в них котомочка…

– Ну и что?

– Не перебивай, это как будто про тебя. Так вот, раскрывает бабушка свою котомку, достаёт парочку варёных яиц, пару кусков хлеб, котлетку. Почистила яйцо и с хлебом утоптала. Скорлупу с юбки собрала бережно вместе с хлебными крошками, и под лавку. У ребят напротив глаза чуть из орбит не повылезали. Она берёт следующее яйцо – та же история, потом котлета, потом ещё что-то. Потом осталась только газета, в которую вся эта еда была раньше завёрнута – бабка и её скомкала и тоже под лавку. Дети встали (ну они были почти как дети), и чуть ли не восхищённо сказали в один голос: – ну вы, бабушка, и свинья!

– И? Ну знаю я эту бабку, Ольгой зовут. Что дальше?

– Ничего! Я тобой восхищаюсь так же, как те дети бабкой.