Тут, к счастью, Вера заметила, какой у меня стал нерешительный тон, и затараторила в трубку:
— Ваше время истекло! Заканчивайте разговор! Истекло ваше время! Разъединяю вас!
Когда я положил руку на рычаг телефона, Вера и Владик захлопали в ладоши.
Но я был не особенно доволен собой. Мне и раньше приходилось подражать голосам других людей — например, в школе во время перемены я «показывал» иногда ребятам нашего учителя физкультуры или чертежника. Но тогда это была просто шутка и мне нравилось видеть, как все ребята смеются. А сейчас получилась путаница.
— Надо объяснить Лешке, что я его разыграл, — сказал я, — а то он… — И я потянулся к телефону.
Но Вера отвела мою руку:
— Хорошо, скажешь ему, скажешь, но только не сейчас. Завтра скажешь, ладно? Или, еще лучше, мы с Владиком ему скажем. Вот он удивится, представляешь?
Владик тоже стал меня уговаривать подождать до завтра. Он сказал, что завтра все равно зайдет к Лодкину, потому что следит за его занятиями, и заодно уж ему все объяснит. В конце концов я согласился.
II
Наутро я проснулся оттого, что кто-то орал мне прямо в ухо:
— Над кроватью, Володя, — суффиксы прилагательных, над столом приставки висят, а в простенках — причастия снизу доверху!.. Доброе утро!
— Какие причастия? Доброе утро! Почему в простенках? — крикнул я, спросонья немного перепугавшись.
— Как — какие? Слева — действительные, а справа — страдательные. Столбиками.
Я открыл глаза и увидел Владика.
— Да проснись же, Володька! — снова закричал он. — Лешка взялся за ум, понял?
— А, так ты был у Лодкина? — догадался я.
— Дошло все-таки. А где же еще!
— Удивился, наверно, Лешка, когда узнал, что это я его вчера разыграл? — спросил я.
— Он-то, наверно, так бы удивился, что и представить нельзя, — сказал Владик, — только я ему, конечно, ничего не сказал. Сам понимаешь…
— Ничего не понимаю! — перебил я его. — Как же, когда…
Но тут Владик тоже меня перебил:
— Слушай, это даже спящий поймет! Со вчерашнего вечера Лешка стал заниматься на совесть. После твоего звонка он решил обязательно выдержать переэкзаменовку. Хочешь, чтобы ученик нашего класса остался на второй год?
— Если хочешь, тогда иди к нему и расскажи, что вчера разыграл, — добавила Вера, появляясь на пороге.
Я вскочил с постели и сказал, что мне нужно подумать.
— Думай, — согласился Владик, — а мы пойдем отнесем Лешке орфографический словарь. Думай…
Я остался один.
Лешу Лодкина я знал давно.
Он был известен не только в нашем классе, но и в параллельных. О нем говорили на сборах звена и отряда, на родительских собраниях и на педсовете. Я думаю, что о нем слышали и в роно.
Леша Лодкин делал огромное количество ошибок в диктантах. Его диктанты хранились в методических кабинетах. Ему удавалось иногда сделать несколько ошибок в одном слове. Из-под его пера выходили часто слова совсем без гласных. Учителя говорили, что было бы лучше, если бы он делал ошибки на какие-нибудь определенные правила. Тогда с ними было бы легче бороться. Но, к сожалению, Лодкин совершал ошибки не на правила. Главное, Лешка даже не верил, что сможет запомнить все то, что нужно, и стать грамотным. Леша считал, что только случайно может написать диктант сносно. Поэтому запятые, например, он ставил без всякого разбора. Я видел однажды, как Лодкин расставлял их в уже написанном диктанте. Он обмакнул перо и, прошептав: «Была не была!» — принялся за дело.
То, что Лешка решил во что бы то ни стало сдать переэкзаменовку, было, конечно, очень хорошо. Я отправился к Лешке.
Мать Лодкина — она открыла мне дверь — сказала торжественно:
— Леша занимается! — У нее был праздничный вид.
— Володя, ты уж… — Лешка посмотрел на меня виновато и дружески. — Я сейчас с тобой разговаривать не буду и на улицу не пойду. Не обижайся, ладно? Дело, Володя, в том…
И он сказал, что должен теперь заниматься так много, как только может, потому что Анна Аркадьевна даже на отдыхе о нем не забывает и вчера звонила из Кисловодска.
— Может быть, она еще позвонит. Я ее тогда обязательно хочу порадовать, — сказал он. — Ведь она же может еще позвонить?
— Может, — ответил я, глядя не на Лешку, а на стену, увешанную суффиксами и приставками.
— Слушай, она сказала, что во мне уверена… — Лешка помолчал. — Я не могу провалить переэкзаменовку! Раньше бы мог, а теперь… — Лешка сжал кулаки. У него сильно заблестели глаза.
Я продиктовал Лешке страничку из хрестоматии, поправил ошибки и ушел, не сказав, что вчера разыграл его.
III
Через несколько дней ко мне пришли Владик и Вера, чтобы вместе ехать в Парк культуры и отдыха.
— Вы зайдете или сразу поедем? — спросил я с порога.
— Зайдем, — сказал Владик.
Они оба сели, но Владик сейчас же встал.
— Я должен сообщить тебе… — начал он.
— Сообщай, — сказал я.
— Ты не возражаешь, что я при Вере?
— Нет.
— Если она тебя смущает, я ее в два счета могу выставить.
— Не надо.
— Как знаешь, — проговорил он немного разочарованно и наморщил лоб. — Одним словом, Володя, дело в том…
— Ну? — сказал я.
— …что Лодкин приуныл.
— Лешка?.. — Я почему-то не ожидал, что Владик о нем заговорит.