Чур, Володька — мой жених!

Я смотрю в зеркало и думаю: «Хорошо, конечно, быть красавицей, но очень уж неудобно: золотые руки, серебряные ноги… Наверное, и гнутся плохо… Месяцы на висках светят — ночью спать мешают. А уж волосы с жемчужинками — это совсем не то! Расчёсывать косу — как? У меня вот косичка довольно толстая была. Так замучаешься волоски разбирать, если запутались. И бабушка меня постригла! Отвела в детскую парикмахерскую со сказочным названием „Теремок“, на Гоголевском бульваре! Мы там так хорошо гуляли: листья вокруг зелёные, тепло, солнышко, тополиный пух летает везде. (Загадочная вещь — тополиный пух. Откуда он берётся? На снег похож, на пыль похож…) Памятник писателю Гоголю посмотрели. И тут эта парикмахерская, как назло! Встретилась! Прямо напротив памятника. И бабушка стала меня уговаривать: что, мол, это очень нужно — постричься. И что отрежут волос — самую чуточку, капелюшечку, крошечку. И что это — последний раз. Самый распоследний в жизни! И уж потом я смогу отращивать косу до пола, как у Насто. И я согласилась. Постригли меня совсем коротко — под мальчика. Сейчас очень модно, но мне от этого не легче — всё равно грустно. Такая стрижка называется „Гаврош“».

Кто такой Гаврош, я знаю. Мне мама про него книжку читала. Это был мальчик, он был очень бедный, у него совсем не было еды. И жил он… В слоне! Это был памятник что ли… Там, внутри, он устроил себе домик. Всё бы ничего, но там было много крыс. Гаврош привёл туда кошку. Но крысы её съели! Ужас! Как, наверное, страшно! Хорошо, что самого мальчика они не съели! Ещё Гаврош участвовал в революции. Не у нас, а во Франции, давно уже. Он подавал патроны тем, кто воевал на баррикадах на улицах Парижа. Баррикады — это всякие крупные вещи и мусор, которые наваливают кучей прямо посреди улицы, чтобы оттуда стрелять было удобнее. Мама мне читала книжку, я слушала внимательно. Но конец я совсем не поняла. И — почему мама загрустила — тоже. Я спросила, чем же всё кончилось. И мама осторожным таким голосом, чтобы не напугать меня, сказала: «Танечка, Гавроша убили». Убили? Как убили? Такого хорошего мальчика! Почему? Несправедливо! Страшно! Я в полном отчаянии. И плачу, плачу, плачу. Мама меня утешает, уговаривает. Даже сердится немного. А я всё равно плачу. Он уже стал моим другом в моей голове. И я совсем не в силах примириться с этой потерей. Да, я понимаю, что это не настоящее, что это книжка. Я запомнила автора, потому что сама прочитала на красно-бело-синей обложке: Виктор Гюго. Почему-то ударение неправильное: не ВИктор, а ВиктОр. Мама меня поправила. И объяснила, что у французов все ударения на последний слог. Вот ведь странный язык!