Впрочем, остальные тоже вели себя адекватно. Дилетантов среди членов Гильдии не насчитывалось ни единого.
Но вот наконец крыльцо, отверстый проём и дубовый одуряюще пахнущий лаком тамбур, тут же раздавшийся просторным вестибюлем, где было прохладно и боязно, однако всё же спокойнее, чем снаружи. Вой толпы остался позади, а потом и вовсе ушёл куда-то далеко-далеко, отрубленный двумя дубовыми дверьми. Тем не менее многих псов долго ещё сотрясала крупная дрожь.
Президент принимал олигархов на втором этаже перед входом в круглый зал, что ни в коем случае не говорило о пренебрежении к гостям. Напротив! В зале неминуемо пришлось бы рассесться вокруг стола, а куда девать псов? Да как-то оно и поторжественнее — стоя.
Описывать внешность Президента не имеет смысла, поскольку особых примет у него было не больше, чем у Чичикова, и только высокий статус не давал этой, прямо скажем, неброской личности раствориться без остатка в любой, даже самой маленькой толпе.
— Хороши… хороши… — приговаривал хозяин Капитолия, глядя, как ведомые на поводках один за другим восходят по устланной ковром лестнице рослые свирепые звери. — Гордость наша…
Рыжий Джерри, переживший двойной стресс от близости исступлённой толпы и недвусмысленно ощерившихся коллег, при попытке главы государства потрепать его по загривку шарахнулся и с лёгким взвизгом прижался к ноге владельца. Президент был несколько озадачен.
— Какой-то он у вас… э-э… трусоватый, — сочувственно заметил он директору фирмы «Канис».
У того помертвело лицо. Услышанное было подобно приговору. Не видать им больше госзаказов.
Внутреннюю охрану Капитолия по традиции несли молодые красавцы из группы «Пси», элитного подразделения МОПС, весьма нелюбимые простыми легавыми, лепившими им из зависти кличку за кличкой: «кобели», «производители», «племенные». Возможно, именно поэтому стройные смазливые юноши в бронежилетах поглядывали на четвероногих пришельцев без особой симпатии, воспринимая их присутствие как некий обидный намёк.
Следует сказать несколько слов и об архитектуре: обширное пространство, предшествующее залу, было пробито четырьмя столпами, упирающимися в потолок с лепной государственной символикой, в полу же имелось изрядных размеров круглое отверстие, обведённое перилами, дабы никто из присутствующих не выпал ненароком на первый этаж. Прочие выверты проектировщика упоминания не заслуживают, поскольку никак на дальнейшие события не повлияли.
Олигархи расположились полукольцом — лицами к дверям зала, спинами к балюстраде — и скомандовали питомцам: «Сидеть!» Ратмир потянулся было обнюхать основание толстой гладкой колонны, но Рогдай Сергеевич подобрал поводок чуть ли не до самого карабина — и от исследования пришлось отказаться. А жаль. Весьма любопытная колонна. Почти как в ресторане «Муму». Непомеченная, что странно.
Президент приблизился к пюпитру, на котором лежали тезисы его нынешней речи, и окинул собравшихся ласковым взглядом.
— Многие, возможно, сочтут мои слова преувеличением, — подчёркнуто не удостоив бумагу вниманием, начал он, — и тем не менее сегодня исторический день. Не побоюсь сказать, что событие это вполне сопоставимо с отменой рабства в Америке и крепостного права в России. Сограждане!.. Знаменательно уже то, что, произнося слово «сограждане», я обращаюсь не только к стоящим здесь, но и к сидящим у их левой ноги…
Гарик (он тоже присутствовал) с набожным видом возвёл глаза к аллегорической лепнине потолка.
— «У их левой ноги…» — язвительно пробормотал он, стараясь, впрочем, не шевелить губами. — Одна нога на всех, что ли? Зуб даю, Колян речь писал…
— Тихо ты!.. — шикнул Рогдай Сергеевич. Ратмир скосил выпуклый коричневый глаз на основание колонны и шумно вздохнул.
— Каких-нибудь несколько часов назад, — продолжал Президент, всё ещё не бросив ни единого взгляда на текст, — с дверей Капитолия была снята и уничтожена дискриминационная табличка «С собаками вход запрещён!». Остаётся жалеть лишь о том, что этого не случилось раньше. Любой коррупционер, имей он при себе пропуск, мог проникнуть сюда без препон. И только самые честные, самые храбрые, самые верные вынуждены были сидеть на привязи перед входом…
Снаружи скандировали что-то антисобачье. Искажённый до невнятности и ослабленный стенами звук по каким-то своим каналам проникал в Капитолий, мерно отражаясь от высокого потолка. Акустика на втором этаже была замечательная — как в барабане.