Чуть-чуть считается

Они замолчали, вслушиваясь в тишину над Волгой.

И ребята в пещере молчали тоже. Витя – от обиды, что случилось такое дело, а он и не знал ничего. Хороши, оказывается, Люба с Федей – такое наворотили, а Вите ни словечка. Ничего себе друзья, называется!

А Люба с Федей молчали тоже. Они молчали от смущения, которое всегда наваливается, когда тебя похвалят за настоящее дело. За что же тут хвалить, если они просто не могли иначе? Это ведь не билеты доставать у тёти Клавы Сыромятниковой. И не подшипник. Или, тем более, не заграничную жевательную резинку.

ЭПЭЯ И УПТА

Недавно нам провели паровое отопление. Мы сразу оценили его удобство. Мы стали перестукиваться по трубе. Это очень просто. Берёшь нож и стучишь. Вовка стучал молотком, у него получалось громче.

Азбуку Морзе мы изучили ещё не совсем хорошо. То и дело приходилось бегать к телефону.

– Коля! – кричал в трубку Вовка. – Ты чего простучал? К какому озеру они отступают?

– Кто?

– Да гуроны!

– Мой бледнолицый брат, – грозно шипел я, – твоё ухо утратило чуткость. Берегись, враг крадётся по следам, у него бесшумные мокасины.

– Ты говори давай, к какому озеру! – кричал Вовка.

– К Мерцающему Зеркалу, – говорил я.

– А ты чего простучал? – злился Вовка.

Мы снова стучали и бегали к телефону.

Потом мы стали бегать к телефону реже. Труба центрального отопления гудела от напряжения. Я так старался, что сколол с неё всю краску. У нас налаживалась превосходная связь.

И вот, когда мы уже почти перестали пользоваться телефоном, к моим родителям неожиданно явилась делегация: целых три тётеньки и два дяденьки. Добродушный толстый дяденька в дырявых шлёпанцах и с совершенно лысой головой запыхтел:

– Это же, простите, чёрт знает что. У нас всё-таки жилой дом, а не тюрьма. Это, может, в тюрьме принято перестукиваться… Неделю я терпел. Я думал, это водопроводчик. Оказывается, это не водопроводчик. Что же это такое, я вас спрашиваю?

– Обычная морзянка, – сказал второй дяденька с чёрными бровями. – Я служил радистом на эсминце и разбираюсь. Гуроны отступают… Женщин и детей на плоты… Томагавк не промажет… Ослиная Голова поплатится скальпом…

Чернобровый дяденька шпарил, как по-писаному.

– Ослиная Голова – это ты или тот? – спросил он и показал на потолок.

Я держался с мужеством, которому позавидовал бы сам Соколиный Глаз.

– Нет, – произнёс я. – Меня зовут Колей, а его Вовой. А Ослиная Голова – наш враг.

– И этот ваш враг тоже живёт в нашем доме?

– Нет, – сказал я, – он живёт в Стране Великих Озёр, на берегу озера Мичиган.

Дяденька, который раньше служил на эсминце, потёр ладони, словно он замёрз, и сказал:

– Занятно. Значит, ваши переговоры Ослиная Голова не подслушивает? Это очень правильно. Жаль только, что их подслушивают другие. А вообще-то я, со своей стороны, могу заявить только одно: я не против морзянки, мне, может быть, даже интересно. Но вот жена… Она ведь ничего не понимает в морзянке…

Какая из трёх тётенек была его женой, я не разобрал.

Они осадили мою маму и говорили все вместе. Мама их уверяла, что стуков больше не будет. А добродушный дяденька пыхтел своё.

– Это же чёрт знает что, – пыхтел он. – Это хуже, чем сдирать с живого человека скальп.

Тоже мне – скальп! А у самого на голове ни одной волосинки. Вот с меня так действительно чуть не сняли скальп. Мама меня потом так за волосы оттаскала, что у меня даже шея растянулась.

Духом мы, однако, с Вовкой не упали. Мы быстро придумали другой вид связи. У меня жил кот Васька. Это был большущий дымчатый кот с зелёными глазами. Он целыми днями гонял где-то по чердакам и подвалам, а проголодавшись, возвращался домой и мяукал под дверью. Я пускал его в квартиру и кормил.

Приспособить кота для связи предложил Вовка.

– Вот кто будет носить наши донесения, – сказал он.

– Как носить? – спросил я. – В зубах?

– Нет, – сказал Вовка, – в зубах он не унесёт. Это тебе не собака. Мы ему ошейник сделаем.

Из ремешка от часов мы соорудили Ваське отличный ошейник. Кот пятился задом и мотал головой. Потом он ловко содрал ошейник лапами. Мы затянули ремешок ещё на одну дырку. Васька злился, фырчал, тыкался задом в шкафы и стены, но освободиться от ошейника не мог.

– Так, – сказал Вовка. – Теперь нам нужно научить его бегать на шестой этаж и обратно. Что он больше всего любит?

– Колбасу он больше всего любит, – сказал я. – «Собачью радость».

Мы купили колбасы, дали коту как следует её понюхать и выставили его на лестницу.

За дверью послышалось жалобное мяуканье.

– Порядок, – сказал Вовка. – Действует.

Мы впустили Ваську и щедро его вознаградили. Затем мы отнесли его к Вовке и повторили опыт. Мяуканья за дверью не раздалось. Мы выглянули на лестницу. Кот исчез.

Нашли мы его на третьем этаже, у моей двери. Пришлось снова тащить кота наверх. Но он упрямо не желал мяукать под чужой дверью.

Через час терпение и колбаса кончились. Васька не мяукал уже и на третьем этаже. Он налопался и сонно жмурил глаза.

Тогда мы отнесли его на чердак, посадили под старую корзину и придавили её сверху кирпичами.

– Посидит денька два, проголодается, галопом поскачет, – заверил я.