Чуть-чуть считается

Боевой курс! Его нужно выдержать с безупречной точностью. Скорость. Высоту. Направление. Чуть дрогнешь, собьёшься, и сброшенная торпеда пойдёт мимо цели.

И бывало так, что у лётчика на боевом курсе сдавали нервы. Очень редко бывало такое, но бывало. Не выдержит лётчик шквального огня противника и отвернёт, чтобы уйти. Но на вираже самолёт подставляет под град снарядов и пуль слишком большую площадь, всё «пузо», как говорят в авиации. Намеревался уйти, да получилось иначе. Чаще всего те, кто сворачивал с боевого курса, на базу не возвращались. В бою вообще чаще других гибнут трусы.

– Что уж тут попишешь? – сказал дед, поглаживая бабушкину руку. – Я лётчик, ребята. И по мне жизнь – та же атака. Чуть-чуть собьёшься, считай, в цель тебе не попасть. А сдадут нервы, струсишь, отвернёшь – значит, вообще пропал. Вот вам и вся моя немудрёная философия.

Замолчав, дед скрипнул зубами, тихо попросил бабушку:

– Маняш, вызови сестру. Пусть укол сделает. Никакого больше терпежу нету.

Он впервые сам попросил вызвать сестру. Раньше лишь ругался. А тут попросил сам.

Бабушка кинулась к телефону. По запрокинутому лицу деда катились крупные капли пота.

Глава десятая КАК ВАС СБИЛИ?

В классе собралось народу – никогда столько не собиралось. И из четвёртого «а» пришли, и многие старшеклассники, и учителя, и дядя Андрюша.

Завуч Иван Игоревич сказал:

– Может, Николай Григорьевич, лучше в актовый зал переберёмся?

Иван Грозный встретил деда словно какого-нибудь инспектора гороно. Даже ещё лучше. Витя никогда и не видел, чтобы Иван Грозный кого-нибудь так встречал. Наверняка это после того похода деда в школу, когда он ходил вместо папы.

– Нет уж, – сказал дед завучу. – В актовом-то зале у нас наверняка никакого разговора не получится. Я, Иван Игоревич, боюсь, что и в классе-то не получится. Но уговор наш помню. И как сумею, так и сумею.

Дед не захотел в актовый зал. В классе ему понравилось больше. А может, ему просто было тяжело лишний раз двигаться. И так с трудом поднялся на третий этаж. Отдыхал на каждой площадке.

– Ничего, Светлана Сергеевна, – сказал дед, – если я буду сидеть?

– Да что вы! Что вы! – забеспокоилась Светлана Сергеевна. – Как вам удобнее.

Из учительской принесли стулья. За каждую парту втиснулось по три и даже четыре человека.

Дед оглядел парты и спросил:

– О чём же вам рассказать? Может, у вас вопросы какие-нибудь есть? Про авиацию.

На деде чёрная тужурка с золотыми пуговицами. На кремовой рубашке чёрный галстук. На плечах полковничьи погоны. Над карманом слева – золотая птичка с цифрой «I» на синем щите. На правой стороне груди – четыре ряда орденских планок.

– Расскажите, как вас сбили, – пискнула Люба.

– Агафонова! – шикнула на неё Светлана Сергеевна.

– Правильно, правильно, – сказал дед. – Можно и об этом. Было такое. Раз есть интерес, расскажу.

Сказал «расскажу» и замолчал. Сидел за учительским столом, вытянув перед собой сцепленные пальцы рук, и смотрел на свои пальцы. Так и начал, не поднимая глаз. Только почему-то вовсе не про торпедную атаку и не про самолёт-торпедоносец, который шёл над Баренцевым морем и зацепил краем крыла водяной столб.

– Гастроном на улице Энгельса знаете? – начал дед. – Прохожу я тут на днях мимо этого гастронома. Иностранная машина стоит. Шикарный автомобиль, ничего не скажешь. За рулём – никого. А рядом с водительским местом женщина сидит. С круглыми тёмными очками во всё лицо. У автомобиля трое парнишек крутятся, заграничную красоту рассматривают. Лет так по десять мальчишкам. Может, чуть больше. Тут из магазина хозяин машины вышел. Иностранец. Свёртки к груди прижимает.

Дед помолчал, поднял глаза и сказал:

– И вот то, что случилось дальше, неожиданно напомнило мне, ребята, одно событие в моей жизни. Я вспомнил раннее утро двадцать шестого августа тысяча девятьсот сорок второго года. В тот день я потерял своих трёх боевых друзей и лишь чудом сам остался в живых. В тот день меня сбили во время торпедной атаки.

Витя сидел на своей парте, зажатый между Любой и Федей. И ещё сбоку пристроился какой-то семиклассник. Может, у Вити такое удивительное воображение? Но всё, о чём тихо рассказывает дед, Витя видел в мельчайших подробностях, словно опять сам, крепко держа штурвал, вместе с дедом ведёт машину на фашистский караван, сам падает вместе с самолётом в студёную морскую воду, сам стоит под расстрелом…

Глава одиннадцатая НА СВОБОДНУЮ ОХОТУ

Экипаж старшего лейтенанта Корнева подняли по тревоге в три часа ночи. Заместитель командира полка и начальник разведки разложили перед Корневым и штурманом-лейтенантом Володей Тарутиным – карту.

– Где-то в этом квадрате, – ткнул карандашом начальник разведки. – Идут отсюда. По всей вероятности, вот сюда. На море штиль, но сплошная низкая облачность, метров пятьдесят. И моросящий дождь. К утру дождь может усилиться. В караване один транспорт с живой силой и техникой. Охраняют: два эсминца и два сторожевика.

– Вопросы? – спросил заместитель командира полка.